Одна проблема – придется уезжать на съемки. Непонятно, на какой срок. Три-четыре месяца? Матюша взбесится в любом случае. Зато деньги – контракт с киностудией позволит полностью расплатиться с адвокатом и взяткой. Остатки долгов за квартиру – это уж дело десятое. Об этом вообще можно не беспокоиться, эти деньги она отдавала несколько лет и потихоньку отдаст все. Не вопрос. Проблема только в том, что скажет Аннин муж, если узнает, что она согласилась на этот контракт, не спросив его разрешения и не поставив в известность.
– Я поеду, – ответила Анна после минутного раздумья. – Никаких вариантов, еду в Самару.
– Ура! – воскликнула Олеся, которую одно только присутствие Анны рядом на съемках умиротворяло и придавало дополнительных сил. Нонна только покачала головой, встала и включила чайник.
– Ничего и не «ура». У нас тут будет два ваших официальных мужа, не имеющих понятия, чего происходит. Верно? И в перспективе два скандала? – язвительно уточнила она.
– Мой не скандалит, у него словарного запаса не хватает, – заступилась за Матюшу Анна. И тут же отвернулась от Нонны, сделала вид, что полностью поглощена приготовлением чая.
– Зато может напиться, – напомнила Женя, вызвав возмущение подруги. Зачем напоминать о таком? Да, когда Матюша зол, вполне может напиться. Ирландцы в этом смысле недалеко от русских ушли. Умеют, что называется, «квасить». Один раз, когда Анна приехала поздно ночью, Матгемейн встретил ее в прихожей – он там так и сидел на тумбе, одетый и обутый черт его знает сколько времени. Когда Анна вошла в дом, он встал, кивнул ей, вышел и вернулся через несколько часов в практически невменяемом состоянии. Если бы не Анна, в дверь, наверное, не вошел бы – так и торчал бы на лестничной клетке. Маленькая месть не говорящего по-русски мужчины.
– Я ему объясню, – буркнула Анна. – Он поймет.
– Что муж поймет, если ты не собираешься ему говорить о долгах? – удивилась Нонна.
– Придумаю что-нибудь, – пожала плечами Анна. – А ты зачем пирог ешь? Там сахар!
– Ниже пояса бьешь? – Нонна демонстративно отложила кусок Анниного пирога, который так любила, и обиделась. Скрестила руки на груди и надулась. Анна достала из холодильника фруктовое желе и протянула его подруге.
– С сорбетом.
– Бедная я, бедная, – оттаяла Нонна. – Ну а ты, Олеська? Померанцев же тебя живьем съест.
* * *
Померанцев мог бы, в этом никто не сомневался, но все, чем сейчас была занята его голова, – это вышедшая в печать книга. Олеся увидела ее в витрине одного книжного магазина и буквально застряла на той улице, стоя перед стеклом и глядя на то, что было строжайшим образом запрещено трогать, смотреть и в особенности читать. Книга стояла на подставке, не в центре витрины, а как бы сбоку. На заднем плане красовался плакат с улыбающимся, загорелым лицом Максима – собственно, именно он-то и заставил Олесю остолбенеть и застыть перед витриной.
Она хорошо помнила эту фотографию, Максим сделал ее в Италии, как раз в тот год, когда они были врозь, когда он бросил Олесю со словами о том, что она душит его талант и мешает по-настоящему раскрыться и творить. Определенно теперь ему ничто не мешало. Он смотрелся отлично: молодой и талантливый, открытое смеющееся лицо – Олесе так редко удавалось увидеть такое выражение вживую. Загар уже давно сошел, и привычная москвичам бледность немного портила его красоту. Олеся не замечала этого, пока не увидела этой фотографии.
Глядя на беззаботного красавца с плаката, она в очередной раз спросила себя, а не приснилась ли ей их свадьба. Не сошла ли с ума от любви, не придумала ли продолжения их истории? Вдруг на самом деле он никогда не возвращался? Что, если она вообразила тот день, когда Померанцев, загорелый и самоуверенный, появился в ее квартире? Что, если на самом деле он ушел от нее со словами «я сейчас вернусь», слившимися в один быстрый звук, а потом выкинул ключ от квартиры и больше никогда не вспоминал о девочке Олесе, безумно влюбленной в него и невыносимо навязчивой.
Олеся смотрела на фотографию и крутила эти мысли в голове, как стеклянные шарики в ладони. Что, если она уже давно в сумасшедшем доме и ей делают уколы и пытаются вернуть в реальный мир, в котором Померанцева нет. А она сопротивляется из последних сил, и придумывает свадьбу, и убеждает себя, что эта странная, ненормальная, болезненная любовь охватила теперь их обоих.