66 
– Очнулся я здесь неподалеку, а случилось это давненько, через несколько лет, как «великий обвал» прошел, – стал вспоминать Альто. – Лежу на камне гладком в полном боевом облачении да с секирой в руках, а по соседству, на ближайших камнях то бишь, другие из моих нынешних воинов лежат. Лежу, глазами своды пещеры рассматриваю, а в голове ясность такая… всё по полочкам разложено и уже разжёвано. Прям в башку мне Горн знания запихнул, кто я, почему таким стал и что делать далее должно…
– Завидую, дружище, мне бы так. – Рассказ старого боевого товарища так расстроил моррона, что он решил нацедить из бочонка второй кувшин вина, для чего и поднялся. – Когда я во второй раз воскрес, то долго вспоминать приходилось, кто я и что было, ну а о том, что дальше делать, нам, морронам, если и сообщают, то лишь в самый последний момент…
– Да ты слушай, не перебивай! – Альто разозлился и ударил открытой ладонью по столу.
Теперь Аламез поменял свое мнение. Румбиро изменился, хоть и не очень сильно. В бороде да и на голове стало поболее седых волос, чем ему помнилось, да и характер стал заметно мягче. Раньше бы рассердившийся гном непременно ударил кулаком и разнес бы стол на обломки. Это изменение, бесспорно, говорило в пользу искренности собеседника. Любой злоумышленник попытался бы до мельчайших деталей скопировать внешность гнома да и перенять все характерные для него привычки и черты. Гордо восседавший на табурете бородач не играл, не притворялся, а был самим собой, был Румбиро Альто, но только прожившим после их последней встречи еще шестьдесят-семьдесят полноценных лет, о которых Дарк ничего не знал. Все существа постепенно меняются, и когда встречаются старые друзья, то находят друг дружку немного иными: повзрослевшими, поумневшими, понабравшимися опыта и спокойствия, или наоборот.
– Великий Горн во многом велик, в том числе и в великодушии своем, да вот только на таких, как я, зуб большой заимел, – продолжил Альто, нервно поглаживая рукой поверхность стола. – Открылось мне тогда, да и всем остальным тож ведомо стало, почему мы в Залы Славы не отправились и как Суд Великий над нами свершен был. Понимаешь, Дарк, парадокса какая неказистая вышла. – Глаза гнома прищурились, и из них вот-вот должны были пролиться слезы горечи. – Махаканское Сообщество в упадок пришло, гномы сперва голодать, а затем и вымирать стали, и в том Великий Горн именно нас обвинил; тех, кто когда-то наверх, к людям подался… Якобы это мы, предатели, беглецы трусливые, народ наш загубили и ослабили…
– Мир несправедлив. А у высших существ своя шкала мерная… – подойдя к столу, Дарк не сел на табурет, а встал рядом с другом и положил ему руку на плечо. – Мне она часто кажется очень дурной.
– В общем, Великий Горн всех по делам да поступкам судил, – Румбиро кивнул в знак признательности за дружескую поддержку, – одних лишь нас, урожденных в Махакане и «наверх» подавшихся, к вечному забытью приговорил. Простил он и тех, кто жизнь под землей в сущий ад для сородичей превратил, и тех, кто в мире людей уродился, «наземников» то бишь. Лишь мы, беглецы из Махакана, проклятьем были заклеймены. А тут вишь, как всё обернулось. Воскресли мы, а Сообщества уже нет… страна в разрухе и завалах, и с наземного мира падальщиков подвалило, до наживы дармовой жадных. Вон и дал нам, проклятым душам, Великий Горн второй шанс, предательство свое искупить, приказал от чужаков выжившие поселения охранять и границы держать. Нарек он нас сынами своими, а кто мы, так и не объяснил, так что никому из наших невдомек, кто мы: призраки, морроны гномьи иль кто-то еще…
– Ну, на призрак ты не очень похож, – попытался подбодрить товарища Дарк как словами, так и тем, что подлил в его кубок вина. – Тело имеется, парить над землей не паришь…
– Ладно, не в том дело, – тяжко вздохнул Альто и, как бывало и прежде, залпом осушил кубок. – Зато множество иных особенностей имеется. В кромешной тьме вижу, боли не чувствую, жрать не требуется, хорошо ещё, вкус вина не потерян, хоть в этом подспорье, хоть в этом Великий Горн милосердие проявил… Без пойла жизнь на заставах пограничных совсем уж тяжкой была б…
– Знаешь, старина, а я тебе даже завидую, – честно признался моррон, садясь за стол и по примеру гнома отхлебнув вина прямо из кувшина. – Видеть во тьме даж очень неплохо, ну а про боль отдельная песня! Я бы много чего отдал, чтоб ее не ощущать, порой наизнанку выворачивает, гадюка, с ума сводит…
66 
