Она поднялась, впустила теплый ветер и подставила ему волосы. Собрала назад всю свою энергию, выпущенную для колдовства, и вся засветилась ею. Но и сквозь пламя Сорке были видны вожделение и алчность в чертах лица Кэвона.
Она знала, чего он хочет, — света, что бежит по ее жилам. Того, чего ему никогда не заполучить.
— Узнай мои мысли, измерь мою власть и помни о них каждый день, каждый час. Всегда ты приходишь в дыму и огне и с черною похотью липнешь ко мне. Ты жаждешь детей моих, мужа и род себе подчинить, их силу вобрать, чтобы я предала их и стала твоей — для этого надо лишь руку подать. Так вот мой ответ, сквозь ветра и моря: не будет по-твоему, тешишься зря! Как дева, как мать, как колдунья — свою я волю тебе повторю: да будет так!
Она распростерла руки, высвободила всю свою женскую ярость, скрутила ее в тугой комок и запустила ему прямо в сердце.
И ощутила несказанное блаженство, услышав, как он завопил от боли и бешенства и как эти чувства, отразившись от языков пламени, ударили ему в лицо.
После чего пламя превратилось в обычный огонь, который будет тихонько теплиться до утра, согревая жилище в холодной ночи. И дом ее вновь стал обыкновенной хижиной, безмолвной и едва освещенной. А она — просто женщиной, ночующей в доме одна со своими детьми.
Сорка резко опустилась в кресло и обхватила рукой раздираемый болью живот.
Кэвон исчез, по крайней мере, на время. Но в ней остался страх — страх перед колдуном и перед мыслью о том, что, если ее не исцелит ни снадобье, ни молитва, дети ее останутся беззащитными.
Когда Сорка пробудилась, малышка лежала у нее под боком, свернувшись калачиком, и это придало ей сил встать навстречу новому дню.
— Мам, мам, не уходи.
— Ну что ты, радость моя, мне же столько дел нужно переделать. А ты должна быть в своей кроватке.
— Приходил плохой дядя. Он убил моих пони!
Сорку охватила паника. Что, если Кэвон замахнется на ее детей — на их тела, разум, души? Ее охватил невыразимый страх, невыразимая ярость.
— Это всего лишь сон, детка. — Она крепче прижала Тейган к себе, покачивая и успокаивая девочку. — Только сон.
Но в снах таится своя сила и опасность.
— Мои пони кричали, а я не могла их спасти. Он их поджег, и они кричали. Потом пришел Аластар и сбил плохого дядю с ног. Я ускакала верхом на Аластаре, но пони спасти не смогла. Я боюсь этого злого дядю, он мне снится.
— Он тебя не обидит. Я ему не позволю, ни за что! Он может обижать только пони во сне. — Сорка закрыла глаза и поцеловала взъерошенную головку и нежные щечки дочери. — А нам с тобой приснятся новые пони. Зелененькие, голубенькие…
— Зеленые пони!
— Конечно. Зеленые, как наши горы. — Свернувшись поуютнее, Сорка подняла руку, согнула палец и стала рисовать им круги, пока в воздухе над их головами не заплясали пони — голубые, зеленые, красные, желтые… Слушая смех малышки, она усилием воли одолела все свои страхи и гнев и заперла их на замок.
Он не причинит вреда ее детям, этого она не допустит. Она скорее увидит его мертвым.
— А теперь все пони отправляются есть овес. А ты иди со мной, мы тоже позавтракаем.
— И мед есть?
— Есть. — Эта простая радость при упоминании лакомства вызвала у Сорки улыбку. — Для хороших девочек мед найдется.
— Я хорошая девочка!
— У тебя самое чистое и нежное сердце.
Сорка подняла Тейган, малышка крепко прижалась к матери и зашептала ей на ухо:
— Плохой дядя сказал, что заберет меня первой, потому что я младше и слабее всех.
— Он никогда тебя не заберет, жизнью клянусь! — Она чуть отодвинула дочь, чтобы та могла видеть ее глаза. — Даю тебе честное слово! А кроме того, радость моя, никакая ты не слабая. И никогда слабой не будешь.
Она подбросила поленьев в огонь, намазала хлеб медом, заварила чай и овсянку. Сегодня ей с детьми предстоит сделать такое, на что потребуется вся их энергия. Она должна это сделать.
Сын спустился с чердака лохматый спросонья. Он потер глаза и по-собачьи втянул носом воздух.
— Я бился с черным колдуном. Я не убежал!
Сердце в груди у Сорки бешено запрыгало.
— Тебе приснился сон? Расскажи!
— Я был у излучины реки, где мы держим лодку. И тут пришел он, и я узнал колдуна. Это был черный маг. Потому что сердце у него черное.
— Сердце?
— Я видел его сердце, хотя он улыбался вроде как по-дружески и даже заманивал меня медовиком. «Глянь-ка, парень, — говорит, — у меня для тебя дивное угощение». Но внутри этого пирога было полно червей и черной крови. Я сразу понял: он отравлен.