Тейган любовалась своим амулетом и с улыбкой вертела в ручках маленький овал.
— Красивый! Он похож на Аластара.
— В нем и есть частица Аластара, а еще тебя, меня и твоего отца, твоего брата и сестры. Неудивительно, что он красивый. — Она нагнулась поцеловать дочку в щеку. — Какие у меня прекрасные дети!
Она едва держалась на ногах, а когда с помощью Брэнног поднялась, пришлось подавить стон.
— Мне надо завершить круг. И все унести в дом.
— Мы поможем, — сказал Эймон, беря мать за руку.
Вместе с детьми она завершила магический круг и позволила им самим отнести все принадлежности в дом.
— Тебе надо отдохнуть. Садись к огню. — Брэнног подтолкнула мать в кресло. — Я заварю тебе снадобье.
— Да, и покрепче. И брату с сестрой покажи, как оно делается.
Малышка Тейган укутала ей плечи шалью, а Эймон накрыл колени пледом. Сорка улыбнулась. Она протянула руку к принесенной Брэнног кружке, но дочь отвела руку. Затем надавила на порез на ладони, пока три капли крови не упали в отвар.
— Кровь — это жизнь.
Сорка вздохнула.
— Да, это так. Спасибо тебе.
Выпив зелья, она уснула.
Глава 2
Неделю, а потом и другую она была здорова, и сила не уходила. Кэвон бился, шел напролом, подползал тайком, но она давала ему отпор.
Цвел терн, за ним распустились подснежники, и прибавляющийся день ото дня свет все больше говорил в пользу весны. Зима отступала.
Каждый вечер Сорка искала в огне своего Дайти. Когда получалось, говорила с ним, с риском для себя посылала к нему свою душу, чтобы та вернулась назад и принесла с собой его запах, голос, прикосновение — перед этим точно таким же образом напомнив ему о себе.
И тем самым укрепляя силы обоих.
О Кэвоне она ему ничего не рассказывала. Магия — это ее епархия. Против такого, как Кэвон, меч, кулак и даже воинская доблесть бессильны. Дом — до того, как она взяла в мужья Дайти, — принадлежал ей — значит, ей его и защищать. Как и детей, которых они вместе произвели на свет.
И все же она продолжала считать дни до Билтейна — дня, когда он вернется домой.
Дети росли и постигали новое. Какой-то голос у нее в голове неустанно твердил, что она должна обучить их всему, что умеет сама, причем как можно быстрее. Сорка не подвергала это сомнению.
Ночью, при свете очага и сальной свечи, она долгими часами записывала свои заговоры и заклинания, рецепты зелий и даже мысли, не обращая внимания ни на вой волков, ни на шум ветра.
Дважды ее призывали в замок к больному, и тогда Сорка брала с собой детей, чтобы те смогли поиграть с одногодками, чтобы оставались у нее на глазах, а заодно видели, каким уважением пользуется Смуглая Ведьма.
Потому что и имя ее, и все, что оно олицетворяет, потом перейдет к ним.
Но всякий раз по пути домой ей требовалось снадобье для восстановления сил, которые отнимало у нее врачевание.
Несмотря на тоску по любимому и на пошатнувшееся здоровье — а она понимала, что оно уже никогда не восстановится, — Сорка изо дня в день обучала детей ремеслу. Когда Эймон подзывал Ройбирда — теперь принадлежащего скорее ему, чей ей, — она отходила в сторону. И с гордостью смотрела, как ее малышка едет верхом на Аластаре, бесстрашная, как настоящая воительница.
И гордилась но и грустила одновременно, понимая, как часто Брэнног обходит лес вместе с верным Катлом.
Они унаследовали ее дар, но оставались детьми. Она заботилась о том, чтобы они слушали музыку, играли в игры и, насколько это возможно, сохраняли невинность.
У них бывали посетители — кому-то требовалось заклинание, кому-то — лечебная мазь, кто-то искал ответы на вопросы, кто-то заказывал приворот на любовь или богатство. Кому могла, она помогала и принимала приношения. И еще смотрела на дорогу — не спускала с нее глаз, хотя и знала, что любимый вернется не раньше, чем через несколько месяцев.
Как-то раз, когда ветер был несильный, а сквозь облака проглядывало голубое небо, Сорка с детьми отправилась на реку прокатиться в лодке, которую построил их отец.
— А говорят, колдуньи не могут передвигаться по воде, — заметил Эймон.
— Да что ты? Прямо так и говорят? — рассмеялась Сорка и подставила лицо ветру. — А мы вот плывем себе, как ни в чем не бывало.
— Так Донал говорит — ну, из замка.
— Если кто-то что-то говорит и даже в этом убежден, это еще не значит, что это правда.