И Алька уложил Сороку на кровать, укрыл одеялом, а сам выключил свет и растянулся на раскладушке. «Ну и подумаешь, не очень-то и хотелось», — хмыкнула про себя Сорока и отключилась.
Наутро, проснувшись и вспомнив, где она находится и что происходило вчера, у Сороки было одно-единственное желание — бежать со стыда куда подальше. Умница Алька быстро разъяснил ей, что ничего криминального в том, что Сороке спьяну захотелось чего-то большего, не видит, и вообще он никогда не запоминает, что говорят ему подвыпившие женщины. Так что ничего страшного не произошло, и пусть Ксюха побыстрее выкинет это все из головы. Легко сказать, «выкинь из головы»! Щеки Ксении еще долго пылали предательским огнем, но Григорий уже перешел на другую тему, и Сорока убедилась, что Алька воспринимает это действительно как всего лишь забавный эпизод в их отношениях, не больше.
После встречи с Алькой она еще долго приглядывалась к Барсу, прислушивалась к себе, словно спрашивала, любит ли она его? А он ее? Безапелляционное заявление Гриши, что ей здесь больше делать нечего, не давало ей покоя. Недели через две она плюнула на это занятие и стала жить как раньше, не беспокоясь излишне по поводу своих взаимоотношений с мужем.
Вслед за зимними вьюгами и апрельскими оттепелями в город пришла стандартная московская весна. Честно говоря, Сорока за всеми своими делами прозевала ее появление и спохватилась только тогда, когда повсюду зацвели маленькие солнышки мать-и-мачехи, а она сама обнаружила, что щеголяет по улице не в дубленке и даже не в кожаной куртке, а в легкомысленной ветровке и кроссовках. Наступила пора весенних туристических слетов, и Барс, конечно, каждые выходные удирал в лес. Когда Сорока спрашивала его, хочет ли он, чтобы она пошла вместе с ним, Олег говорил, что необходимости в этом нет, поскольку он стоит со своей старой компанией, занимаются они исключительно тем, что пьют водку и поют непристойные песни, и Сороке вместе с ними будет откровенно скучно. Ксения каждый раз пристально смотрела на него, а потом, согласно кивнув, оставалась дома. В последнее время ее мучил хронический бронхит, и она уговаривала себя, что ей действительно лучше посидеть в тепле, да и белье надо постирать, и в дипломе один раздел надо бы переделать… Вот и в эти выходные она осталась одна: Барс улизнул в лес уже в пятницу вечером, когда она была на презентации очередной группы, и Сорока осталась предоставлена сама себе. Она уже предвкушала, как приготовит себе блинчики с вареньем и посмотрит любимый субботний сериал, как вдруг раздалась трель телефона. Звонила Катерина — Аляска.
— Привет, ты почему еще дома?
— То есть?
— Мы с Пухом уже сидим на рюкзаках, осталось только «вибрамы» надеть, и вперед. Ты что, не в курсе, что в лесу сегодня шикарный концерт намечается? Даже эти, которые жутко заумные, ну которые хором поют, помнишь? Вот, даже они приедут. А еще трио со скрипкой и флейтой, и парочка бардов… В общем, всех не перечислишь. Да я и сама толком не все знаю.
— Да, в лесу сегодня здорово будет, — мечтательно протянула Сорока.
— Ну так какие проблемы? Собирайся, и поехали с нами! Тебе что, собираться долго?
— Да нет, минут двадцать от силы, ну двадцать пять.
— Значит, решено, на Рижском вокзале, у касс, через полтора часа. Идет?
— Хорошо. Что-нибудь с собой взять?
— Кроме себя, любимой, — ничего. У нас с Пухом в этот раз провизии на взвод хватит.
— Ой, у Пуха же день рождения! Как же я могла забыть! Надо что-нибудь подарить.
— Ой, да ерунда все это, даже не думай. И давай заканчивай трепаться, начинай собирать шмотки. Если опоздаешь больше чем на пятнадцать минут, пеняй на себя: пролетишь мимо смородиновки.
— Все, уже вылетаю!
Опоздала она всего на пять минут. Зато подарок — пейзаж маслом, собственноручно исполненный Сорокой, любившей на досуге повозиться с кисточками и красками, надлежащим образом упакованный и обернутый разноцветными ленточками, — был торжественно вручен новорожденному. Андрей поворчал немного для проформы, что не надо было так о нем беспокоиться, и, жутко довольный, аккуратно спрятал картину в рюкзак. Он раньше уже видел Ксюшины пейзажи и натюрморты и был рад заполучить один из них. Купив билеты, вся троица загрузилась в электричку.
— Слушай, а чего ты так редко в лес выходишь? — спросил Пух Ксению, когда все расселись.
— Как в песне — «все дела, дела, дела», да и бронхит замучил.