— Не ошибаетесь.
— Вы согласны с утверждением, что основной причиной вашего развода стало нежелание Шона поддерживать вас в ходе разбирательств?
— Да, — тихо ответила я.
— Он не считает рождение Уиллоу ошибочным, я прав?
— Протестую! — выкрикнула Марин. — Нельзя спрашивать у нее, что он о чем-либо думает.
— Поддерживаю.
Букер скрестил руки на груди.
— И тем не менее вы не отказались от своих притязаний, хотя это, скорее всего, приведет к распаду вашей семьи.
Я представила Шона в пиджаке и при галстуке, как сегодня утром, когда я на одно мгновение поверила, что он перешел на мою сторону.
— Я все равно считаю, что поступила правильно.
— Вы обсуждали этот вопрос с Уиллоу?
— Да. Она знает, что я делаю это из любви к ней.
— Думаете, она это понимает?
Я замялась.
— Ей всего шесть лет. Едва ли ей доступны все юридические тонкости этого дела.
— А когда она вырастет? Уиллоу небось уже запросто управляется с компьютером.
— Конечно.
— Вы не пробовали представить, как через несколько лет Уиллоу введет свое имя в «Гугл» и попадет на статью об этом суде?
— Господь свидетель, я с ужасом жду этого момента. Но я надеюсь, что смогу объяснить ей, почему это было необходимо… И что достойная жизнь, которой она живет, является прямым следствием.
— Господь свидетель… — повторил Букер. — Интересно вы подбираете слова. Вы ведь убежденная католичка, не так ли?
— Да.
— И как католичка вы должны бы знать, что аборт — это смертный грех?
Я сглотнула ком в горле.
— Да, я это знаю.
— И тем не менее ваш иск базируется на предположении, что если бы вы узнали о болезни Уиллоу заранее, то прервали бы беременность.
Я почувствовала, что взгляды всех присяжных обращены на меня. Я понимала, что в какой-то момент меня положат под увеличительное стекло, сделают из меня цирковое животное… Вот он и настал.
— Я вижу, к чему вы клоните, — сквозь зубы процедила я. — Но это дело о врачебной халатности, а не об аборте.
— Вы не ответили на мой вопрос, миссис О’Киф. Давайте попробуем еще раз: если бы вы узнали, что ваш ребенок родится абсолютно глухим или слепым, вы бы прервали беременность?
— Протестую! — закричала Марин. — Вопрос неуместен. Ребенок моей клиентки не глух и не слеп.
— Я лишь хочу выяснить, действительно ли эта женщина способна на поступок, вероятность которого мы оцениваем, — возразил Букер.
— Я прошу о совещании, — сказала Марин, и они вдвоем направились к трибуне, продолжая громко спорить. — Ваша честь, это проявление предвзятого отношения к свидетелю. Он может спросить, какие шаги предприняла моя клиентка касательно конкретных медицинских фактов, сокрытых от нее ответчицей…
— Не рассказывай мне, как вести дело, душечка, — проворчал Букер.
— Ах ты надутый индюк…
— Я позволю задать этот вопрос, — подумав, ответил судья. — По-моему, нам всем стоит услышать, что скажет миссис О’Киф.
Проходя мимо, Марин взглядом велела мне быть осторожнее. Напомнила, что меня вызвали на ковер и я не могу оплошать.
— Миссис О’Киф, — повторил Букер, — вы бы сделали аборт, если бы ваш ребенок должен был родиться глухим и слепым?
— Я… Я не знаю.
— А вы знаете, что Хелен Келлер[16] родилась глухой и слепой? Как бы вы поступили, узнав, что ребенок родится без одной руки? Тоже прервали бы беременность?
Я плотно поджала губы и не произнесла ни слова.
— Вы знаете, что Джим Эбботт, однорукий питчер, забил решающее очко в матче высшей бейсбольной лиги и завоевал золотую медаль на Олимпийских играх тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года?
— Джим Эбботт и Хелен Келлер не мои дети. Я не знаю, насколько трудным было их детство.
— Тогда вернемся к первому вопросу: если бы вы узнали о болезни Уиллоу на восемнадцатой неделе, вы бы сделали аборт?
— Мне не предоставили такого выбора, — отчеканивая каждое слово, ответила я.
— Вообще-то предоставили, — возразил Букер. — Только на двадцать седьмой неделе. И, исходя из ваших же собственных показаний, тогда вы не смогли принять такое решение. Так почему же присяжные должны поверить, что несколькими неделями раньше вы бы его приняли?
«Халатность, — науськивала меня Марин. — Халатность положила начало вашему иску. Что бы ни говорил Гай Букер, ключевые слова в деле — это «мера заботливости» и «выбор». Выбор, которого вы были лишены».