Дело за малым: написать текст.
В кабинет вошла Брайони, и я поспешно спрятала свои заметки в папку. Может, оно и неправильно — посвящать рабочее время решению личных проблем, но чем глубже я вдавалась в дело О’Киф, тем сложнее было не думать о матери. Как бы глупо это ни звучало, ниточка, которая вела к ней, давала мне надежду на спасение души. Если уж я обязана представлять интересы женщины, которая мечтала, чтобы ее ребенок не рождался на свет, в качестве противовеса я могла хотя бы найти собственную мать и поблагодарить ее за иной ход мыслей.
Секретарша бросила мне на стол конверт из пеньковой бумаги.
— Послание из ада, — сказала она.
Обратным адресом значилось: «Букер, Худ и Коутс».
Разорвав конверт, я прочла исправленный список свидетелей.
— Это что, шутка такая? — пробормотала я и ринулась к вешалке за пальто. Самое время нанести Шарлотте О’Киф визит.
Дверь мне открыла девочка с синими волосами, и я добрых пять секунд таращилась на нее, пока не узнала старшую дочь Шарлотты — Амелию.
— Что бы вы ни продавали, — сказала она, — нам этого не надо.
— Тебя зовут Амелия, правильно? — Я натянуто улыбнулась. — А меня — Марин Гейтс. Я адвокат твоей мамы.
Она придирчиво осмотрела меня с головы до пят.
— Да мне-то что. Мамы нет дома. Я нянчусь с сестрой.
Из глубины дома донеслось:
— Со мной не надо нянчиться!
Амелия снова перевела взгляд на меня.
— Ну да, я не нянька. Я скорее сиделка.
В дверной проем вдруг просунулось твое личико.
— Привет! — сказала ты с улыбкой. У тебя не хватало переднего зубика.
Я подумала: «Присяжные будут от тебя в восторге».
И тут же возненавидела себя за эту мысль.
— Что-нибудь передать? — спросила Амелия.
Ага, подумала я, передай. Передай, что ее муж выступит свидетелем со стороны защиты!
— Я бы хотела побеседовать с ней лично.
Амелия пожала плечами.
— Нам нельзя пускать в дом незнакомых людей.
— Но мы же ее знаем, — возразила ты и потащила меня через порог.
Я почти никогда не имела дела с детьми, а учитывая мои темпы, расширить опыт мне, возможно, и не удастся. Но что-то такое было в твоей руке, взявшей мою, такой мягкой, как кроличья лапка, и, кто знает, такой же счастливой… Я позволила тебе усадить меня на диван в гостиной. Осмотревшись, я увидела фабричный коврик с восточным узором, пыльный экран телевизора и потрепанные картонные коробки с настольными играми на камине. Судя по внешнему виду, больше всего здесь любили «Монополию». И сейчас доска с фишками лежала на кофейном столике перед диваном.
— Можете поиграть за меня, — предложила Амелия, скрестив руки на груди. — Все равно коммунистические взгляды мне ближе, чем капиталистические.
С этими словами она исчезла, оставив меня наедине с доской.
— Знаете, какую улицу чаще всего покупают? — спросила ты.
— А разве не все одинаково?
— Нет. Надо же учитывать карточки «Выбраться из тюрьмы» и прочее. Улицу Иллинойс.
Я оценила расстановку сил: ты построила три гостиницы на Иллинойс-авеню.
А Амелия завещала мне жалких шестьдесят долларов.
— Откуда ты это знаешь?
— Прочла в книжке. А мне нравится знать то, чего никто больше не знает.
Уверена, ты и так знала куда больше, чем мы все. Меня приводил в замешательство тот факт, что у шестилетней девочки, сидевшей рядом со мной, словарный запас был на уровне моего.
— Тогда расскажи мне что-нибудь новенькое, — попросила я.
— Слово nerd[7] изобрел Доктор Зюсс,[8] — сказала ты.
Я расхохоталась.
— Что, правда?
Ты кивнула.
— Да, в книжке «Если бы я был директором зоопарка». Хотя мне она нравится меньше, чем «Зеленые яйца с ветчиной». Детская книжка, в общем-то. Я больше люблю Харпер Ли.
— Харпер Ли?
— Ага. Вы разве не читали «Убить пересмешника»?
— Конечно, читала. Но мне трудно поверить, что ты ее читала.
Это был мой первый разговор с девочкой, оказавшейся в эпицентре нашего иска, и я поняла одну исключиткльную вещь: ты мне нравилась. Ты очень мне понравилась. Ты была непосредственной, смешной и умной. Ну да, кости ты ломала чуть чаще, чем все остальные. Мне понравилось, что ты не придаешь своей болезни особого значения. Примерно в той же мере мне не нравилась твоя мать — за то, что только о болезни и думала.