Он жадно целовал ее губы, его руки скользили по ее телу, пытаясь снять халат. Бен обхватил руками ягодицы Оливии и увлек ее в номер, закрыв дверь ногой. Мысли Оливии путались, она была охвачена шквалом ощущений. Бен наконец развязал пояс ее халата. Его ладонь скользнула под ее пижаму и сжала обнаженную грудь. Оливия задрожала от наслаждения.
А затем, как в ее фантазиях, он прижал Оливию к двери. Она ударилась спиной о ручку, но ничего не почувствовала. Бен стягивал с нее пижаму, его движения были резкими, дыхание сбивчивым. Желание обжигающей лавой разлилось по телу Оливии. У нее перехватило дыхание, когда рука Бена скользнула в ее пижамные брюки, а затем он сдернул их.
Она прижалась лоном к его ладони, задыхаясь от возбуждения, чувствуя себя беспомощной перед ласками умелых мужских пальцев.
Оливия понимала: если она сейчас же не остановит Бена, то потом у нее не хватит на это сил. А ей необходимо было так сделать, потому что все происходило слишком быстро и она не была к этому готова. Оливия уперлась руками в его грудь:
– Бен.
Он тут же отпустил ее и сделал шаг назад. Его лицо покраснело, глаза были затуманены страстью. Он потряс головой, чтобы прийти в себя.
– Прости. – Бен посмотрел на нее так, словно не мог понять, откуда она взялась. – Прости, – повторил он.
Оливия поправила пижаму, снова завязала на талии пояс халата. Ее тело дрожало после чувственных ласк, его болезненно ломило из-за их потери.
– Это не потому, что мне не хочется… – начала она, затем прикусила губу.
Что следует ему рассказать? В чем можно признаться?
– Не нужно мне что-то объяснять, – вздохнул Бен. – Я потерял контроль над собой…
Это сделало отсутствие его прикосновений еще более болезненным.
– Вообще-то мне понравилось, – тихо проговорила Оливия. – Но я не уверена…
– Я понимаю. – К ее удивлению, Бен иронично улыбнулся. – Но теперь, пожалуй, мы квиты. Ты поцеловала меня, а я поцеловал тебя.
Она улыбнулась в ответ:
– Это немного больше, чем просто поцелуй.
Взгляд Бена опустился на ее грудь. Покраснев, Оливия стала нервно теребить пояс халата.
– Ну хорошо. – Бен провел рукой по волосам, сильнее взъерошив их. – Ты голодная? – спросил он.
Оливия удивленно моргнула:
– Что?
– Я пропустил ужин. Я думал, на приеме будут подавать что-то более основательное, чем канапе.
– На подобных приемах никогда не бывает настоящей еды.
– Я очень голоден.
– Ну…
– Если ты позволишь мне воспользоваться кухней в твоем номере, я могу приготовить омлет.
– Не уверена, что у меня есть продукты…
– Ты не заглядывала в холодильник?
– Нет.
– Он полон.
Это напомнило ей, что она живет в номере Бена, а ему приходится ночевать в кладовке, и вообще Бен Чатсфилд, если не принимать во внимание его вспыльчивость и вредность, по сути, хороший парень. К тому же он предложил приготовить ужин после того, как подарил ей самый страстный в ее жизни поцелуй, и она его оттолкнула. Этот мужчина начинал ей нравиться.
«Не надо, Оливия. Даже не думай!»
– Хорошо. Омлет – просто замечательно.
Она тоже проголодалась. К тому же ей не хотелось возвращаться одной в свой номер, лежать всю ночь, глядя в потолок, и думать о том, что происходит между ней и Беном Чатсфилдом.
В номере Оливии, а точнее, в его номере Бен сразу же отправился на кухню. На нем были потертые джинсы и серая старая футболка, но, внимательно понаблюдав за ним, Оливия пришла к выводу, что в них он выглядит так же соблазнительно, как в деловом костюме. Присев на высокий стул, она смотрела, как Бен разбил в миску шесть яиц и начал их взбивать.
– Как ты стал поваром? – спросила она.
Бен достал грибы из холодильника, который действительно был битком набит продуктами, и стал мастерски их нарезать.
– Так вышло.
– Ты не готовил кексы, когда был маленьким мальчиком? – пошутила она.
Он сурово посмотрел на нее:
– Я шеф-повар, а не пекарь.
– Это одно и то же.
– Нет. – Бен достал сковороду и положил на нее кусочек масла.
– Ну хорошо. Так как же ты им стал?
Бен прикидывал, как много он может ей рассказать, чем может поделиться.
Оливии это было знакомо. Вся ее жизнь была как закрытая книга. Ей всегда было легче разыгрывать перед людьми спектакль, чем открыть им свою истинную сущность. Оливия осознала, какова она на самом деле, когда ей было двенадцать лет и ее мать умирала. Мама нуждалась в поддержке, но Оливия не стала протягивать ей руку.