158 
Слушатели Нестория разделились одни одобряли его, другие осуждали.
Константинопольский пресвитер по имени Прокл на одном из праздников в честь Богородицы постарался доказать, что такое имя вполне и по истине благоприлично Марии. В своей проповеди он между прочим сказал: «Мы веруем, что Христос не через постепенное восхождение к божественному естеству сделался Богом, но, будучи Богом, по Своему милосердию соделался человеком. Не говорим человек сделался Богом, но исповедуем, что Бог воплотился. Рабу Свою избрал для Себя в матери Тот, Кто по существу Своему не имеет матери… Если бы Христос был Кто-либо особый и Бог Слово — особый, то была бы уже не Троица, но четверица…»
Проповедь заканчивалась обращением к Несторию: «Не разрывай одежды домостроительства… не раздирай соединения двух естеств, что бы тебе не быть отлучену от Бога». Смелый пример Прокла воодушевил ревнителей православия. Некто Евсевий, константинопольский адвокат, поместил у дверей храма свое воззвание с призывом «заградить путь еретику» и доказывал сходство учения Нестория с еретическим учением Павла Самосатского.
От этих волнений и раздоров, возмущавших город, не оказался в стороне и императорский дворец. На одной его половине, где жил император, Несторий торжествовал — здесь никто не смел называть Марию Богородицей. Феодосий, которому архиепископ сумел представить и разъяснить несообразность этого наименования, был первым его сторонником. За ним, кто как мог, старались быть или казаться несторианами все придворные. Но на другой половине дворца, где жила сестра императора Пульхерия, положение было совершенно иное: здесь имя Нестория произносили с ужасом и едва терпели его присутствие.
Нападки Нестория на Марию были только следствием его общего взгляда на природу Христа. Главное же понятие его вероучения состояло в том, что во Христе Божество и человек существовали по отдельности — каждое в своих свойствах, в своей ипостаси. Причем человеческое во Христе было настолько полно, что могло жить и развиваться как бы само по себе, вне зависимости от Божества. Отсюда видно, что человек Иисус являлся для Нестория не Богом в полном смысле этого слова, а только «храмом» для «живущего в нем Господа» или «сосудом» Божества.
Соединение «лиц» Божества и человека в Христе Несторий определял как обмен и взаимообщение, как «взаимное пользование образами»: Бог Слово приемлет «лицо» человека и сообщает человеку свое «лицо». «Бог воплотился в человека, — писал Несторий, — и сделал его лицо Своим собственным лицом», принял в Себя «лицо» виновной природы. В том и состоит безмерность Божественного снисхождения, «что лицо человека становится Своим для Бога, и Он дает человеку Свое лицо» Божество пользуется лицом человека, а человек — лицом Божества. В этом смысле можно говорить о вселении Божества, о восприятии человечества. Человеческая природа выступает тогда как орудие Божества, как Богоносная по существу, ибо в Христе мы прежде всего исповедуем скрытого Бога.
Единство двух естеств в Христе есть относительное, развивающееся. В детстве и юности Он не творит чудес и не имеет власти учить. Только после крещения и искушения в пустыне, возвысившись душою к Богу, Иисус окончательно приводит Свою волю в согласование с волей Бога. И лишь тогда Он получает власть и силу. Иными словами, «когда Он закончил подвиг собственного совершенствования среди всяческих искушений, Он начинает действовать ради нас», ибо Ему мало было собственной победы. При таком понимании природы Спасителя Несторий отчетливо противопоставлял имена: Бог Слово и Иисус Христос, смешивать которые он считал невозможным, так как этим смешиваются самые природы, каждая из которых имеет собственные свойства. Например, можно ли говорить о смерти Бога Слова? Несторий отвечал отрицательно и писал: «Если ты прочтешь весь Новый Завет, ты не найдешь там, чтобы смерть приписывалась Богу Слову, но только Христу…». То же самое в отношении рождения. Можно ли говорить о рождении Бога Слова, совечного Отцу?
Мария никак не может считаться Богородицей. Она — Христородица, человекородица, на крайний случай — Богоприимица, ибо она родила Того, в Ком Бог. Бог «сошел с неба», «воплотился», но не родился от Марии. (Возникает вопрос: если Спаситель был для Нестория только человеком, хотя и соединенным с Богом, то что же в таком случае он понимал под спасением? Это не совсем ясно, но очевидно, что об обожении человека, как религиозном идеале, Несторий не мог и не решался говорить).
158 
