Бина казалась смущенной, и Кэйт подумала, что Бина в последний раз смотрела документальный фильм в их школьные годы.
— Это звучит… серьезно, — запнулась Бина, явно не зная, что и сказать. Она умолкла и посмотрела через бухту на красно-бело-голубые огни Эмпайр стейт билдинга, которые только что зажглись. — Так у вас все становится серьезнее и серьезнее?
В голосе Бины прорезались интонации миссис Горовиц.
— Я не уверена, — ответила Кэйт.
— А вот во всем теле Билли не найти места для серьезных мыслей… и что за тело! — добавила Бина.
— Бина! — воскликнула Кэйт. Она внимательно взглянула на свою подругу, которая со времени отъезда Джека изменилась не только физически. — Ты же не… я думаю, ты не должна… — Мысль о Бине с Билли глубоко тревожила ее. Она старалась разобраться: это из страха за Бину или из ревности.
— Конечно, нет. Я все еще люблю Джека, — сказала Бина. Кэйт облегченно вздохнула. — Но у меня есть глаза. А у него есть руки. — Бина игриво подняла брови.
Кэйт сомневалась, что предмет разговора был столь безобидным, как его представила Бина. Она на себе испытала обжигающий шарм Билли, а Бина была так неопытна.
— Бина, помни, что ты не должна привязываться к этому парню. Он только средство достижения цели — по крайней мере, так думаете вы с Эллиотом.
— Я знаю. Поверь мне, я знаю. Этот план сработает. У меня предчувствие. — Бина замолчала. — Но есть что-то еще. Билли заставляет меня чувствовать… ну, это как будто я становлюсь красивее, когда я с ним. — Она с минуту смотрела в сторону, и ее лицо покраснело. — Я знаю, что люди, наверно, смотрят на него, а не на меня. Но это заставляет и меня испытывать особое чувство. — Она улыбнулась, будто вспоминая что-то. — Он всегда говорит, как хорошо я выгляжу, и он замечает все, есть ли, например, у меня заколка в волосах. — Она опять умолкла. Потом снизила голос, словно собиралась сообщить нечто столь хрупкое, что опасалась легко разбить. — Ты же знаешь, как я люблю Джека. — Кэйт кивнула. — Так вот, я встретила Макса, ты знаешь, он так мил. Не понимаю, почему он до сих пор никого себе не нашел. И он мне рассказал, что Джек пишет ему по электронной почте.
Кэйт усилием воли не выказала никаких эмоций. Только одна из тех фотографий была способна разбить Бине сердце.
— Что бы ни случилось, я уверена, что он скучает по мне. И, когда он вернется, я уверена, он попросит меня выйти за него.
Они шли по Генри-стрит. Кэйт боялась сказать хоть слово своей подруге. Ей не хотелось обнадеживать ее по поводу Джека, и в то же время она желала уберечь ее от какой бы то ни было привязанности к Билли Нолану, хотя свои собственные мотивы в этом деле смущали ее. Они подошли к ресторану «Генри Энд», в котором уже царило оживление, хотя для ужина еще было рано. «Конечно, на этой стороне реки люди садятся за стол раньше», — подумала Кэйт.
— Хочешь есть? — спросила она. — Может, пойдем сюда вместо «Изабел»?
— Конечно, — ответила Бина. Только не заставляй меня есть «Бамби», и сама не ешь «Тампер».
«Генри Энд» славился дичью, но Кэйт охотно съела бы кусок мяса.
— Доверься мне, — сказала она Бине.
Подруга взяла ее за руку:
— Я всегда доверяю тебе, Кэти. — Они постояли так немного. — Эй, может быть, вы с Майклом поженитесь, и мы устроим двойную свадьбу. Мои родители были бы рады.
Кэйт представилась напыщенная церемония, они обе под руку с мистером Горовиц идут под венец. После этого — жизнь, заполненная документальными фильмами, разговорами об антропологических находках и коктейльными вечеринками в Техасе.
— Прошу тебя, Бина, — сказала Кэйт. — Не сейчас, когда мы рядом с очень высоким мостом и холоднющей водой под ним.
Глава XXIX
— Неужели на самом деле возможно, чтобы тебе сделали предложение? — спросил Эллиот Кэйт, неодобрительно насупившись. Они сидели в «Старбаксе», расположенном точно на полпути между их домами.
— Лучше бы ты перестал ненавидеть его, — ответила Кэйт. — Если я выйду замуж за него, а ты будешь продолжать ныть, я не смогу больше встречаться с тобой.
— Свадебные колокольчики развалили мою старую банду, — пропел Эллиот. Кэйт покачала головой. — Значит, мне не грозит, что ты разорвешь нашу дружбу, — продолжил он. — С кем еще ты сможешь поговорить обо всех колебаниях твоего эмоционального сейсмографа и о Барбаре Пим?