68 
Лично я такого слова не слышал, мне было интересно, при случае спрошу перевод.
– Чего, чего, чего надо-то?! – вяло огрызался бесёнок. – Нормально всё, раз ружьё есть, то пальнуть обязан!
– Зачэм кунака моего стрэлял? Зачэм «руки вверх» нэ говорил? Зачэм мазал?!
Пока эти двое препирались и спорили, я спокойно подошёл поближе, заглянул за арку и, найдя в уголке солдатскую лядунку с порохом и пулями, тихо булькнул туда немного самогону. Ну их, этих бесов, ненадёжный народец, так и норовят после всех мирных переговоров тебе же в спину шмальнуть. А с мокрым порохом искушения меньше…
– Эй, ты, случаем, не Иловайский будешь? – неожиданно обратился ко мне рогатый охранник. – Хозяйка-то приказ выдала – всех Иловайских до неё пропускать беспрепятственно!
– А чего же стрелял тогда? – удивился я.
– А насчёт того, чтоб не стрелять, указаний не было, – нагло ответил он, за что ещё раз словил меж рогов твёрдой батюшкиной рукой. Да этих упёртых лупи не лупи, мозги и так по гроб жизни отбитые, зато храбрости хоть отбавляй. Ладно уж, пойдём дальше, раз Катенька уже позаботилась о пропуске на мою персону…
– Гад такой, – бормотал всё ещё не остывший священник, пока мы удалялись от арки, и вдруг, резко развернув меня за плечи, заорал в полный голос: – Стрэляй давай, да!
– Хренушки, – скорбно донеслось в ответ. – Ктой-то мне весь порох обмочил…
– Ха! – опять развернул меня батюшка, сияя белозубой улыбкой, как солнце над Тифлисом. – Шутка такая смешная, э! Я знал, что ты ему порох мочил, я всё видэл, пашутил с табой, да!
Я хмуро выгнул бровь. Нечисть, она и есть нечисть…
Всю дорогу до города этот грузинский юморист трещал не переставая, избегая встречаться со мной взглядом. Вот и гадай теперь, когда он успел столковаться с бесом насчёт второго выстрела. Никому доверять нельзя.
Кроме разве что той же Катеньки, да и она, по совести говоря, меня всерьёз не держит, а так, ради контакта с представителем человеческого племени данного исторического отрезка. Интересно, так у неё самой-то парень есть? Надо будет непременно спросить при встрече, а то буду вот так долбить лбом ворота её сердца, а она, поди, давно другому обещана?! Тогда чего уж, пожелаю счастья молодым да и пойду восвояси на Гребенскую линию проситься, под пулями чеченскими буйну голову сложить…
А что? Зато, говорят, там красиво – горы, вино, шашлык, фрукты разные, не сразу же убьют-то? Но как только – чтоб Катьке-изменнице вот в тот же день письмо роковое отправилось, дескать, «погиб Ваш хорунжий Всевеликого войска Донского Илья Иловайский, умер, весь кинжалами вражескими исколотый, с Вашим светлым именем на устах. И сотворите ради него милость Божию, коли когда мальчика родите, так назовите Илюшенькой». А в конце письма эдакий романтический рисунок – кровоточащее сердце, пронзённое стрелой амура.
Тьфу! Самому противно, надо ж было такое придумать…
А на входе в городские ворота меня торжественно встретили два русоволосых красавца, в нарядной одёжке, бледные, как кефир, но с широкими улыбочками до ушей. То есть парни и рады меня видеть, но активно проявлять свои чувства тоже не рискуют, по причине того, что к каждому за правую руку привязана адская собака, из тех, что охраняет Хозяйкино жилище.
– Здорóво дневали, братцы! – Я кивнул упырям и приветливо потрепал по загривкам ужасных псов. – Чего кислые, как англичане или русские щи?
– Ты это, хорунжий, руками тока не сильно размахивай, – осторожно попросил Шлёма. – А то энта помесь тигра с крокодилом чуть чего кусают кого поближе за что помягче. Больно, спасу нет…
– А так всё хорошо, – поспешил успокоить изумлённых таким поклёпом псов миротворец Моня. – Хозяйка как тебя у арки увидела, так сразу нас навстречу отправила в качестве почётной гвардии и охраны.
– Ай, какая охрана, зачэм глупые вещи гаваришь, э?! Я сам кунака сваего вездэ проведу, одын всэх зарэжу, сам Иловайского буду…
Два пса одновременно оскалили страшные зубы, и отец Григорий на том же накале резко поменял концовку предложения:
– …таким храбрым звэрям передавать в целости и сохранности! Бэрите, да! Заботьтесь о нём, бэрегите его, он же для меня как брат! – И, уже повернувшись ко мне, с заискивающей улыбкой добавил: – А ещё весь корзин нада в церковь занести, это па дароге. Нэдалеко. Савсэм рядом, э?
– Полчаса как минимум и совсем в другую сторону, – честно предупредили меня упыри.
Грузинский батюшка попробовал было цыкнуть на них, но, встретившись взглядом с немигающими собачьими глазами, бодро взвалил продукты себе на спину и исчез, как предрассветная дымка над горой Машук.
68 
