Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
73 
Моня кивнул на Шлёму, тот покраснел, аки маков цвет.
Господи ты Боже! Да неужели ж и у нечисти поганой бывают чувства, любовь, разлуки и коварные измены? Неужели и они к страданиям сердечным расположены, так чем же тогда они по большому счёту от нас отличаются? А это дорожка скользкая, начнёшь так думать, да и дойдёшь ещё до того, что у них, может, и душа есть?!
Нет, братцы, стоп! Нам, православным казакам, о таких вещах даже задумываться возбраняется. Наше дело – с земли на коня, да за шашку, да всей лавой, да на «ура-а!», а там кому как повезёт – иль «Георгий» на груди, иль могила впереди! Выход из сложившейся ситуации был один, традиционный и популярный, а главное, действенный…
– Пошли, выпьем с горя!
– Ты всерьёз, хорунжий? – не поверили упыри. – Не побрезгуешь с нами в кабаке за один стол сесть, водки выпить, под лягушачью икру да маринованные поганки?!
– Ни в жизнь, – перекрестился я. – Этой дрянью закусывать не стану! А водки выпью, душа просит…
– Видать, и впрямь подкосила Хозяйка нашего казачка, – скорбно вздохнул Моня. – Идём, Иловайский. Мы тя и в кабак сводим, и наверх сопроводим, и на разговоры, что меж мужиками по пьянке бывают, не поскупимся. Припади к моей груди, брат, выплакай, что накипело…
– Э-э, ну не до такой степени! И руки убери, и обниматься со мной не надо, а про родственные поцелуи вообще забудь! Ничего личного, только выпить и поговорить! Усекли? А то уже губки раскатали на версту по бездорожью и румянец по щёчкам такой, что сразу кастрировать хочется, гильотиной, по-французски, как котов блудливых…
* * *
Первая моя серьёзная ошибка была в том, что я напрочь позабыл советы Катерины и позволил сердобольным умникам увести меня совсем в другое заведение.
– Чё те у Вдовца-то делать? Тока стопки считать, чтоб на чётную не угодить да лапти не склеить… Пойдём в другое место, там и напóют, и накормят, и денег лишних не сдерут. У тя, кстати, гроши-то есть?
Бум-с! Вот это была моя вторая ошибка, я пригласил парней выпить, не имея ровно ни копеечки наличных средств. Заложить сапоги и папаху, конечно, можно, но тогда по возвращении мой суровый, но страсть какой справедливый дядя не только прикажет меня выпороть, но ещё и засадит в какой-нибудь сарайчик под «домашний арест». Мы ведь форму казачью не от царя-батюшки получаем, у нас и мундир, и конь, и сабля – всё за свой кошт. Кто не может, тому вся станица помогает. Я вот на полном дядином содержании…
– Ох ты ж горе луковое, совсем ни единой монетки нет?
– Из всего серебра только крест нательный на верёвочке, но его не отдам! А в долг нальют? Под честное благородное?
– Выкрутимся. – Упыри, не сбавляя шага, пожали плечами. Денег, как видно, не было и у них, так бы, думаю, выручили до завтра, не первый день знакомы.
За поворотом мы упёрлись в свежеструганую дверь, над которой красовалась потёртая вывеска «Пивняк-стопарик». Сбитые до скользкости каменные ступени вели вниз, в полуподвальное помещение, где в полумраке чадящих свечей едва можно было разглядеть всего три грубых стола, за которыми практически никого не было. То есть лишь два тощих студента в углу и один натуральный ёж размером с хорошую откормленную свинью. Этот монстр на миг вынул курительную трубку из зубов, повернул ко мне испитую мордочку, повёл носом-бусинкой, икнул и вновь уткнулся в ополовиненный мутный штоф. Чего только не насмотришься…
Моня и Шлёма бодро уселись за свободный стол, благо вдалеке от зыбко покачивающегося в тумане пьяного ёжика, и что-то быстро шепнули на ухо невнятно шамкающему толстяку за стойкой. Нам сию же минуту подали запотевшую бутыль настоящей гербовой, государственных винокурен, и три относительно чистые стопки.
– Закусь не заказываем, – подмигнул Шлёма. – Ты наших разносолов жрать не станешь, а мы опосля первого литру не закусываем, а к серединочке второго уже под столом лежим. Смысл зазря тратиться?
Моня без лишних слов быстренько откупорил бутыль и ловко плесканул каждому едва ли не всклень:
– Давай, хорунжий, скажи тост! За что пьём – за вас, за нас и за спе…
– За Хозяйку, – тихо перебил я. За нечисть пить не стал бы, водка б в горло не пошла, а за Катеньку душа горела. – Уходить надо вовремя, раз ей без меня спокойнее будет, так чего ж такой красе жизнь портить? За её счастье!
– За Хозяйку! – подняли посуду упыри, и даже ёж поддержал нас согласным глотком.
А вот после первой стопки я резко поумнел и больше грубых ошибок не совершал, то есть за полчаса умудрился довести ребят до нужной кондиции и ни капли не принять сам. Слишком важные вопросы были поставлены на карту. Хотя, по чести говоря, упыри вроде и пили, но не пьянели…
73 
