37 
Мне ничего не оставалось, как, проводив своих товарищей тоскливым взглядом, отправиться вдоль по улице. От нечего делать в голову лезли самые пустые мысли, как, например: кого же все-таки выбрал Жан Пьер из четырех претенденток? Может, они кидали жребий? Или тыкались спицами через платок? И как, интересно, будет проходить праздник? Я знала, что на юге Франции устраивали бои быков и бега коров, но тут, в Оверни, люди к коровам, а коровы к людям относились гуманнее и понапрасну друг друга не беспокоили.
Я вышла на площадь у церкви. Здесь сидели кружком девушки и плели венки, выбирая более-менее пригодные ромашки из целого стога полевых цветов, сваленного рядом. Готовясь к празднику, некоторые из них украсили лифы платьев красными и фиолетовыми цветами. Крестьяне деловито готовили трибуну, которой служила старая разваливающаяся телега, сверху покрытая досками. Я немного побеспокоилась, что во время выступления оратора – а староста Жак Коротышка должен был произносить торжественную речь по случаю праздника – она почти наверняка рассыплется в труху или просто рухнет. С другой стороны подъехали фургончики с бродячими актерами, они стали устанавливать свою сцену, презрительно косясь на телегу.
Среди плетущих венки девушек я увидела трещавшую без умолку Жослин и направилась к ней.
– О, привет, Жаннет! – Всем своим видом Жослин показывала, что ей не очень приятно меня видеть, но она продолжила, почему-то поджав губы: – Не думай, я не в обиде, я тебя понимаю – каждая девушка у нас на селе мечтает об этом.
– О чем?! – У меня расширились глаза. Почему-то сразу представилось что-то очень неприличное…
– Ты прекрасно знаешь о чем, милая… Почему ты так смотришь? Не надо ради меня притворяться! Разумеется, о том, что сегодня вечером твоя свадьба с Жаном Пьером!
Я растерянно окинула взглядом лица всех девушек, ожидая, что кто-нибудь сделает опровержение, но все они молчали, уставившись на меня злобно-завистливыми взглядами.
– Э-э, девчонки, вы что-то путаете, – промямлила я.
Вся эта орава в любой момент могла вскочить и наброситься на меня с неконтролируемой яростью, тем более что тут присутствовали все четыре претендентки, считая Жослин. А она вдруг, сменив гнев на милость, кинулась мне на шею и стала искренне желать счастья, целуя и крепко обнимая. Я попыталась высвободиться, видя, что на нас уже косятся, но тщетно.
– Извини, не хочется тебя разочаровывать, – из последних сил, чувствуя, что мне уже не хватает воздуха, выговорила я. – Но я даже никогда не видела этого вашего любимчика, так называемого Жана Пьера. Кто тебе сказал, что я за него выхожу замуж? Вы меня с кем-то путаете.
Жослин наконец стала соображать. Она немедленно выпустила меня и впала в глубокую задумчивость. К сожалению, тут негде было достать кислородную подушку, в которой я больше всего нуждалась на данный момент, – хватая ртом воздух, я была вынуждена осесть прямо на землю. Встреча с Волком прошла для меня заметно легче, чем с этой ненормальной… Какой черт дернул меня к ней подойти, и что это за треп обо мне и местном донжуане? Жослин недоуменно смотрела на меня:
– Мне сказала Мари Анна, а ей Мария Луиза, а Марии Луизе призналась Мадлен Тибо, а Мадлен услышала об этом от своей тетки Симоны, которой рассказала Тереза Пирожница, а ей бабушка Марго, а бабушке Марго я не знаю кто. Получалось, что ты, Жаннет, сестра королевского егермейстера Густава Курбе, который только вчера появился в нашей деревне по приказу короля, давшего ему две недели на поимку жеводанского Зверя, выходишь замуж за Жана Пьера. А еще я слышала – король велел твоему брату, непременно связав, доставить волка живым в ближайший административный округ, где бедного Волчика должны будут судить и по вынесении приговора сначала повесить, потом отрубить ему голову, колесовать и под конец четвертовать, после чего все части его тела, кроме головы, собрать, поместить в самую большую пушку и выстрелить в сторону Австрии, а голову ваш брат должен положить в инкрустированный сундучок и доставить в Париж ко двору. Все это приказ короля, который я видела собственными глазами. Так что, ты не выходишь замуж?
Это была кульминация. Я почувствовала сильное головокружение и желание выругаться матом.
На протяжении всего рассказа подружки Жослин энергично кивали, подтверждая каждое ее слово. Я кляла себя за то, что вообще приблизилась к этим дурам, но теперь мне ничего не оставалось, как утолить их любопытство и рассеять сомнения.
37 
