Возможно, любительницам лёгкого, одноразового чтива и не понравится, потому... 
127 
– Я так и говорю. Поэтому настоятельно рекомендую завтра же собраться у меня дома, покопаться в компьютере и хотя бы примерно вычислить, к кому может направиться старый Сыч, чтобы принять соответствующие контрмеры.
– Замечательно. Буду к обеду, устроит?
– Лякомисус! Трень хрянь пиропиндоус!
– И вам спокойной ночи…
Когда я вернулся на кухню, Наташа сидела на табурете с раздувшимся животом, счастливая донельзя.
– Любимый, – сладко мурлыкнула она, – не сердись на меня, пожалуйста. Все совершенно законно! Зная твою болезненную щепетильность в некоторых вопросах, я решила немного ускорить события. В смысле – дать делу официальный ход. После магазинов я зашла в комитет, встретилась с непосредственным начальством Сыча, объяснила ситуацию… Там просто за голову схватились! Оказывается, никто и не думал причинять хоть какой-нибудь вред бедным крысюкам. Сыча тут же уволили с работы. На него заведено дело, прокуратура готовит бумаги на арест.
– Ты серьезно? – не поверил я.
– Конечно. В Городе не потерпят беззакония. У нас разрешено все, что не мешает жить другим. Сыч нарушил это правило, теперь им займется милиция, а к крысюкам прямо в моем присутствии была отправлена делегация для переговоров. Так что полученные помидоры – наша честно отработанная премия за избавление крысюков от «преследователей» комитета. Хочешь один, маленький? Или даже два…
– Но… почему же ты не сказала сразу?! Если все удалось решить законным путем, ради чего я бегал в монашеской рясе, с кремневым пистолетом?.. Ради чего вообще вся эта стрельба, нелепые геройствования, превращения?
– Глупый… любой женщине надо хоть иногда видеть, что из-за нее совершаются самые сумасшедшие поступки. Я очень тебя люблю! Хочешь помидорку? Бери все три! Гулять так гулять!
* * *
Поздним утром, после завтрака и поцелуя на дорогу, я отправился в гости к сэру Мэлори. Меня сопровождали Анцифер и Фармазон. Выйдя из подъезда, черт напропалую хвастался, что рискнул украсть один помидор, овощ не продемонстрировал, объясняя тем, что был вынужден тут же съесть, иначе из квартиры не вынести. Врал, естественно, никто ему не поверил.
– Сергей Александрович, не очень хотелось бы перегружать вас лишними разговорами в такое прекрасное утро, но вот есть парочка вопросиков… очень маленьких.
– Господи, Анцифер, иногда ваша излишняя вежливость просто утомляет. Давайте без предисловий, спрашивайте.
– Что вы намерены делать с вашей шпионской карьерой? Должен признать, что дебют в качестве кадрового разведчика вы провели блестяще, но…
– Я вас понимаю. Что ж, видимо, после выполнения задания генерал Кошкострахус в моих услугах не нуждается. Он занят дипломатическими переговорами, надеюсь, они быстро придут к разумному соглашению.
– Ха, но ведь ты не убил старикашку, а значит, задание не выполнено до конца, – вставил Фармазон.
– Я и не собирался его убивать.
– Не лепи горбатого, Серьгунька, здесь все свои!
– Нет, нет, по условиям устного договора я подряжался избавить крыс от притеснений старого Сыча. Если генерал воспринял это как обещание чисто физической расправы – его дело. Но вот мы решили проблему мирным путем – и он тоже не в обиде. Уже сам факт того, что нас завалили помидорами, говорит о признании наших заслуг на самом высоком уровне.
– Как сказано-то, а? Какая патетика, какой пафос… Между прочим, ветеран крысиной войны, всю грязную работу сделала за тебя твоя же супруга.
– Фармазон! – вспылил я. – Да с чего вы все время ко мне цепляетесь?
– Ладно, замнем эту тему, – примиряюще вмешался Анцифер. – Я рад, что вы решили покончить с профессиональным шпионажем. Тогда еще один момент. Вы как-то начинали рассказывать, каким образом все это вообще закрутилось… Как началось начало, вот! По сию пору кое-что ускользает от моего понимания.
– Что именно?
– Сколько я помню, первым делом вы заинтересовались странным запахом волос вашей жены.
– Взяла не тот дезодорант! – язвительно хрюкнул Фармазон, но получил от нас с ангелом удвоенный подзатыльник.
– А самой последней каплей оказались следы чужой крови, перепачкавшие ей лицо. Она говорила о какой-то убитой девочке, кровавом пиршестве или о чем-то подобном, где ей пришлось принимать участие.
– Это… неправда! – заступился я. – Наташа не могла убить ребенка. Она не помнит ничего такого, я ей верю. У нас пока нет собственных детей, но вы бы знали, как она их хочет…
127 
