Особенно,... 
.
Очередная сказка о Золушке 
132 
– Ни в одном глазу! – клятвенно заверил Лев. – Но если есть сомнения, спросим у него самого. Так чем это я вас опоил?
– А… эм… великий эмир, он говорит… правду, – краснея, как свёкла, выдавил начальник городской стражи. – Все перстни мне вернули, и я ничего не пил! Клянусь бородой пророка! Я только понюхал и сразу всё… понял. Я не выпил!
Над площадью пронёсся чей-то сдержанный гогот.
Эмир бросил на Льва самый строгий взгляд и продолжил:
– А разве не ты убежал из зиндана, украл всю казну городской стражи, распустил лошадей и вытащил во двор самого господина Шехмета в одних…
– Смилуйся, о великий и справедливый! – в полный голос взвыл Шехмет, падая на колени. – Всё, о чём ты говоришь, сотворили бесстыжие демоны-иблисы! Человек не сумел бы такого сделать… А уж тем более этот неуклюжий медведь!
– Есть ещё какие-нибудь обвинения? – ровно спросил Лев, победно подмигивая начинающим хихикать людям.
– Ты обманул и опозорил Далилу-хитрицу и её дочь, мошенницу Зейнаб! Теперь они прячутся в изгнании, а молодой Али Каирская ртуть от стыда бежал в родной Каир. Признаёшь ли ты это?
– Вы о Ночи Бесстыжих Шайтанов? Так там, как я понимаю, тоже похозяйничали барабашки… Весь город в свидетелях, правда?
– Истинно так! – дружным хохотом откликнулся народ.
– Но это был ты! – взвился оскорблённый эмир. – Ты и твой проклятый дружок, осквернитель морали – Ходжа Насреддин!
Оболенский открыл было рот, но ответить не успел. С переднего ряда гордо поднялся невысокий благообразный старик и величаво прошагал к Багдадскому вору:
– Здесь прозвучало моё имя? И, клянусь одеждами Мусы, Исы и архангела Джабраила, прозвучало осуждающим тоном.
– Ходжа, ты рехнулся, сядь на место!
– Не мешай, Лёва-джан, я тоже хочу высказаться. – Седая борода, длинные усы и подушка, выуженная из-под халата, упали с помоста вниз.
– Ва-й мэ-э… – дружно выдохнули все. Домулло повертелся то тем, то этим боком, давая возможность людям посмотреть на себя во всей красе.
– Раз уж нас с моим великорослым другом обвиняют в грехах, которых мы не совершали, позвольте мне покаяться в грехе, по сей день тяготящем моё больное сердце. Я хочу рассказать вам, о правоверные мусульмане, о маленькой рыжеволосой танцовщице. О той, что плясала для вас на базаре, где её и заметил наш великий и милосердный…
– Нет! Ничего этого не было! – вовремя вмешался побледневший Селим ибн Гарун аль-Рашид.
– Неужели не было? – хором удивились Лев и Ходжа. – Так, значит, в случае с Иридой Епифенди мы невинны?
– Я ни в чём вас не обвиняю! – дрожащим от ярости голосом торжественно объявил эмир.
– О наш благородный правитель, тогда заплати нам, и мы терпеливо отвалим… – ласково предложил Оболенский. Сразу никто ничего не понял, пришлось объяснять очевидное. – Ты ведь каких-нибудь пару часов назад обещал сочетаться со мной законным браком? Вытащил меня из гарема, заставил вырядиться, как белку новобрачную, с папулей моим при всех договорился, а теперь на попятную? Ладно, я тоже не страсть как горю замуж… Но по законам столь любимого тобой Шариата ты должен выплатить нам приличную компенсацию, чтоб мне как «честной девушке» было не стыдно глядеть в глаза соседям. Ну, так что, эмир?! Будешь платить, или всё-таки поженимся? Думаю, в твоём гареме меня снова примут с радостью…
Последние слова моего друга потонули в таком гоготе, что деревянный помост закачался! Казалось, разом засмеялась вся площадь… Люди, лошади, бродячие собаки, голуби на крышах, минареты и здания, деревья и облака – всё задохнулось в едином порыве нечеловеческого хохота! Селим ибн Гарун аль-Рашид пробовал что-то объяснить, но его никто не слушал. Неуправляемое веселье овладело душами, и если бы в этот момент кто-то умер от смеха, то он предстал бы пред взором Всевышнего с улыбкой до ушей! Народ катался, схватившись за животы, стражники ржали, даже не прикрываясь щитами, царедворцы и нукеры висели друг на друге, не в силах остановить распирающий гогот. Не смеялся только один человек. Вы знаете – кто, и ему действительно было совсем не смешно. Криками и пинками эмиру кое-как удалось поднять своих же стражников, заставляя их взять в кольцо двух возмутителей спокойствия.
– Вы будете казнены сию же минуту!
– За что? – хихикнули оба, народ успокоился довольно быстро и посерьёзнел, видя, что события принимают совсем нежелательный оборот.
– Ничего не хочу знать, казнить, и всё!
132 
