69 
Хотя Пётр Годэй с ранних лет и тяготел к наукам, но денег на изучение философии не было ни у него, ни у его родителей. Надеяться он мог только на свои золотые руки да острый ум, поэтому не стал искушать судьбу, а решил изучить гончарное дело. То у одного мастера что-то заприметит, то в старых книгах что прочитает, так и собирал свою науку по крохам. Много путешествовал, много городов да стран обошёл. В Голландии постиг тайны глазури, от которой тарелки начинали блестеть белым, синим да золотым.
Вернувшегося в родной город Петра, несмотря на его редкое умение, в гильдию гончаров не приняли и даже в подмастерья не захотели взять. Что делать, гильдия свято блюла традиции и пополняла свои ряды только из рода гончаров, а Годэй был из рода священнослужителей. Мастерство ни к чему, коли родом не вышел да в кармане ветер гуляет. Не осталось у Петра и дома – за долги забрали. Забросил тогда он мешок за плечо да и пошёл куда глаза глядят – счастья искать в чужих краях, как и многие другие... Так и привела его случайная дорога к тёмному граду.
Прошёл день, другой, неделя пролетела, а уж и ожила большая печь в старом граде. Хоть время да ветра порядком разрушили град, но часть комнат и кухня не пострадали. Говорят, что у нас в Чехии кухни сам чёрт оберегает. Вот так и стал Пётр жить в граде. Старая печь шуршала и шипела, обжигая глину: простые чашки, кубки да тарелки с глазурью жёлтой и зелёной, с рыцарями, львами, девами, цветами и драконами. Ночь напролёт создавал Пётр свои удивительные глиняные чудеса, а утром возил в соседний город на базар. Хоть и не было у Петра нужных бумаг на право торговли, но городская стража обычно закрывала на это глаза за одну-другую монетку. А монетки появлялись – уж больно диковинными были чашки да тарелки. Грустно было Петру одному в граде жить да работать – и поговорить-то не с кем, разве что с непоседливыми сойками, что изредка залетали в развалины.
То ли от одиночества, то ли по какой-то другой причине, но стал как-то Пётр Годэй замечать, что за ним кто-то наблюдает, да так откровенно, что мурашки по коже бегают, а обернётся – никого...
И вот однажды, когда солнце клонилось к закату, месил он свежую глину для работы и вдруг услышал какой-то шорох. Мороз пробежал по его коже, он обернулся и остолбенел.
У стены стояла стройная девушка. Румянец полыхал на её щеках, тёмные волосы скользили по хрупкой шее, а в больших чёрных глазах горел яркий синий огонёк. Её удивительное платье было сшито из опавшей листвы, паутины, травы, цветов и лишайника. Гостья загадочно улыбнулась и заговорила, а голос её напоминал птичье пение и шорох ночного ветра.
– Почему ты на меня так удивлённо смотришь? Неужели раньше ни разу не встречал вилл?[1]– спросила лесная фея.– Меня зовут Мышка, и я давно к тебе присматриваюсь. Ты хороший человек! Кормишь моих птиц, не рвёшь паутину, не ругаешься, даже когда пережжёшь глину, не гонишь прочь лесной народ. Но вижу, что плохо тебе одному... Хочешь, найду тебе жену?
Пётр прикусил язык, но, преодолев нерешительность, кивнул в знак согласия.
С этого момента жизнь Петра очень изменилась. Он ни на минуту не мог избавиться от болтливой виллы. Она пела песни, рассказывала обо всех местных новостях – а она знала обо всём, что происходит вокруг на тридцать миль, и даже давала советы, как правильно выбирать глину. Парень уже начинал думать, что зря согласился на её посулы... Но вот когда луна сменила свой облик три раза, фея торжественно сообщила, что сосватала ему невесту. Как ей это удалось, неизвестно... Девушку звали Магдалена, она была младшей дочерью почтенного горожанина, которого совсем недавно за особые заслуги произвели в рыцари. И хотя приданое, что давали за Магдаленой, было очень скромным, сама невеста была прекраснее, чем целый сундук золотых дукатов.
Свадьбу сыграли самую простую, по старым народным обычаям. Магдалена сразу полюбила Петра Го- дэя (уж не чары ли это виллы?) и не обращала никакого внимания на разруху, царящую в граде Нистейка. Она преданно смотрела в глаза мужу, убирала двор, пекла хлеб, помогала месить глину и подолгу разговаривала с болтуньей Мышкой, когда та неожиданно появлялась в граде, оседлав вечерний ветер. Прознав о восхитительном мастерстве Годэя, купцы сами начали заезжать за товаром к гончару. В город, к людям, Пётр и Магдалена спускались нечасто: в костёл, на рынок, а через год и окрестить новорождённого.
69 
