Отлично, осталось придумать, как привести друзей в чувство.
Кто-то высокий обогнал их. Жаль, не успел разглядеть, но, похоже, это он пел, а все прочие как молчали, так и молчат. Плам обернулся и поразился, сколько спящего народу топало сзади.
Ладно, примерно понятно, что ничего не понятно. Викинг осторожно поднял руки и обеими ладонями резко хлопнул Чаку по ушам!
Ноги зулуса подкосились, и северянин еле успел подхватить просыпающегося негра.
— Молчи! — предупредил он, грозно сверкая глазами.
Сын небесного народа внял и врубился довольно быстро. Оставалось таким же образом подключить Стилета.
— Не стоит, дам сдачи, — шепнул вдруг лейтенант, когда рыжеволосый гигант подошёл поближе, встал на цыпочки и приготовился к хлопку. — Я с самого начала притворялся. Как вам здесь нравится?
— Могу одно сказать: боги здесь ни при чём, — уверенно поделился Пламен. — Тот, что нас обогнал, кто он, как вы думаете?
— Трудно сказать, он плохо пахнет, это пока всё, что я знаю.
— Чувствуете? Потеплело, — перебил их Шакарра. Температура действительно поднялась градусов на пять. — Как вы смотрите на то, чтобы сбежать отсюда?
— Мы должны разгадать тайну, — настоял чёрный прыщ.
— Зачем лезть в чужие тайны?! Бежим!
— Стоять, танцор, — тихо буркнул рыжий Плам. — Дорога одна — к победе!
— Я покажу вам другую, к мирной жизни и бананам! Нет? Ладно, иду со всеми…
Пещера стала сужаться, с каждым ярдом превращаясь из просторного туннеля в довольно узкий коридор. Посланцы Витторио дель Сико вынуждены были заткнуться, потому что из полумрака снова возник высокий разум. Группа остановилась — путь преградила белая стена.
— Епона-мать! — крикнул высокий прямо в стену.
— Наверное, пещерой ошибся, — предположил зулус.
— Епона-мать![73]
— Или лбом ударился, — кивнул северянин.
— Епона-мать!
— Вряд ли. Скорее это похоже на тайное слово, — возразил лейтенант.
— Знаете что, пока он сюда не смотрит, предлагаю затеряться в толпе, а то идём первые, нам же первым и достанется, — разумно предложил Плам.
— Ты прав, — кивнул Стилет, — давайте осадим назад.
И они переместились из первого ряда в шестой.
Когда «мать» упомянули в третий раз, белая стена чудно раздвоилась и исчезла. В вулканический коридор хлынул голубой свет и какой-то другой, прохладный воздух с запахом специй.
— Явился, — хмуро изрекли из голубого пространства. — Где тебя носило, И-Тить?
— Мам, мам, я потерялся, мам, честное слово, потерялся! — торопливо заговорил высокий.
— Ага… — Голос из странного места звучал по-прежнему сухо и недоверчиво. — В пятой галактике он не потерялся, в третьем звёздном кольце не потерялся, а на какой-то, прости меня солнечный ветер, вшивой Земле мы шляемся реактор знает с кем и корректор знает в чём!
— Мам, ну прости, — виновато шмыгнув носом, попросил высокий.
— Кремень-мама, — шёпотом заметил Шакарра, — прямо как моя. Уважаю.
— Тихо ты, — заткнул его Плам. — Слушать мешаешь…
Люди стояли как столбы, будто зрители на безумном торжестве — ничего не видели и ничего не слышали. Голубой свет бликовал во влажных закруглённых стенах.
— Мам, я испугался.
— Чего испугался, бестолочь радиоактивная?
— Что не смогу найти дачу. — Тут высокий окончательно расклеился. — Ы-ы-ы-ы! Решил, что навечно обречён жить с землянами, а тут такая радость, мам, ты-ы-ы-ы!
— Дачу он не смог найти… И-Тить, слышал бы тебя отец! Слышишь, мой покойный Е-Дрить? И вот для этого олуха ты надрывал отростки?
— Мам, ну ты же знаешь, на планетах этой системы так легко заблудиться! Магнитные аномалии везде, а ещё люди мозговую активность нарушают. Хорошо тебе, сидишь под землёй, а я там, в агрессивной среде…
— Никто не просил, — помолчав, продолжили с той стороны, — лезть к ним на поверхность. Сам виноват.
— Мам, давай старое забудем, а мам? Я обещаю, буду теперь слушаться. Мам, у тебя сегодня хороший улов. Смотри. Смотри, сколько всякого разного. Здесь и мои земляне, вон те, бородатые, они такие смешные, можно я сам проведу их спектральный анализ?
— Посмотрим, постоишь у меня в углу пятьсот — шестьсот лет в какой-нибудь чёрной дыре, будешь знать… — уже не так грозно прозвучало в ответ, и спящие начали движение в голубое пространство за белыми раздвижными стенами.