– Думаю, не понадобится, – покачал головой Бонно. – Я рассказал все, что вы хотели знать, больше ничего не знаю. А те люди на портретах, их лица мне ни о чем не говорят.
Луи не спеша вернулся к машине. Было только двенадцать часов, у него было время заехать в полицейский комиссариат повидать Пуше. Луи считал справедливым и необходимым рассказать ему все, что он узнал. Они поговорят о размножении парнокопытных и об убийстве в Невере. Возможно, именно Пуше в свое время допрашивал Бонно.
Луи забрал Марка в три с четвертью. Тот стоял на мосту и, перегнувшись через перила и свесив голову в пустоту, смотрел, как течет Луара. Луи посигналил и, не вставая, открыл дверцу. Марк вздрогнул, подбежал к машине, и Луи молча завел мотор.
Больше затем, чтобы отвлечь Марка от его мечтаний, чем для того, чтобы поделиться с ним новостями, Луи обстоятельно рассказал ему о своей встрече с Трусливым Кондитером, а потом с Пуше. Оказалось, что именно Пуше допрашивал свидетеля. Но тогда о губной помаде не было сказано ни слова. Луи купил четыре кружки пива, и они выпили за здоровье всех будущих новорожденных мулов.
– Что-что? – не понял Марк.
– Мы поспорили о тайне размножения мулов. Знаешь, такие большие крепкие ослы?
– А в чем тайна? – невинно спросил Марк. – Мул – это гибрид осла и кобылы. А если наоборот, то лошак. О чем вы спорили?
– Да так, ни о чем, – отозвался Луи.
Глава 36
Луи завез Марка домой и отправился на Университетскую улицу. В домофоне послышался голос старика Клермона.
– Кельвелер, – назвался Луи. – Поль Мерлен дома?
– Нет, и весь день не будет.
– Прекрасно. Мне нужно с вами поговорить.
– О чем? – спросил Клермон с обычным высокомерием.
– О Клер Отисье, которую убили в Невере.
В трубке молчали.
– Не знаю такую, – наконец ответил старик.
– Ее статуэтка повернута лицом к стене под часами у вас в мастерской. Вы ее сделали.
– Ах эта! Извините, я всех имен не припомню. И что дальше?
– Вы откроете? – Луи повысил голос. – Или хотите, чтобы о вашем искусстве некрофила узнали прохожие?
Клермон открыл дверь, и Луи прошел в мастерскую. Скульптор, голый по пояс, сидел на высоком табурете с дымящейся сигаретой в зубах. Вооружившись стамеской, он вырезал волосы одной из статуэток.
– Я вас не задержу, – сказал Луи, – я спешу.
– А я нет, – сказал Клермон, срезая стружку.
Луи взял пачку фотографий на верстаке, сел на высокий табурет напротив Клермона и стал быстро просматривать.
– Чувствуйте себя как дома, – съязвил Клермон.
– Как вы выбираете свои модели? По красоте?
– Без разницы. Все женщины одинаковы.
– С губной помадой или без?
– Не важно. А что?
Луи положил пачку снимков на верстак.
– Но вы в основном изображаете умерших женщин? Убитых?
– Мне все равно. Я увековечил несколько таких, я не скрываю.
– Зачем?
– Я, кажется, уже говорил. Чтобы обессмертить их и отдать дань их мучениям.
– Вам это доставляет удовольствие?
– Конечно.
– И скольких убитых вы… обессмертили?
– Семь или восемь. Одну женщину задушили на вокзале в Монпелье. Две девушки из Арля. Одна женщина в Невере, когда я там жил… Последнее время я таких не делаю. Охота пропала.
Клермон стукнул молотком по стамеске и отсек деревянную завитушку.
– Что еще вам покоя не дает? – спросил он, раздавив окурок в опилках.
Луи знаком попросил закурить, и старик протянул ему пачку.
– Я собираюсь арестовать вас за изнасилование и убийство Николь Бердо и за убийство Клер Отисье, – сказал Луи, прикуривая от спички, протянутой ему Клермоном. – Для начала вы мне расскажите о ваших сообщниках.
Клермон потушил спичку, хмыкнул и снова принялся за работу.
– Чушь, – буркнул он.
– Вовсе нет. Статуэтки обеих жертв и ваше присутствие на месте преступления вполне убедят комиссара Луазеля, особенно если я его попрошу. Он ищет убийцу с ножницами, и он уже на взводе. Ему нужен виновный.
– – А я при чем?
– Клер – первая жертва убийцы. После Николь Бердо, но Николь не входит в общую серию. Она была только прелюдией.
Легкая тень пробежала по лицу старого резчика.
– И вы собираетесь повесить все это на меня? Из-за моих статуэток? Рехнулись вы, что ли?
– Вы не совсем поняли, чего я хочу. Как вы говорите, доказательств нет, и полицейские отпустят вас через сорок восемь часов, которые, впрочем, не покажутся вам приятными. Но когда вы вернетесь сюда, ваш пасынок навсегда станет подозревать вас в изнасиловании и смерти Николь. Можете отрицать сколько угодно, осадок все равно останется. В один прекрасный день он вышвырнет вас на улицу, если вам повезет и если раньше он не разрежет вас на куски вашей же пилой. А поскольку вы живете за его счет, то умрете в нищете. Луи встал и стал расхаживать по мастерской, заложив руки за спину.