Она только что отказалась разговаривать по телефону с Колином Карсуэлом, заместителем начальника полиции. Ей было известно наперед, что он хочет примазаться к ее славе, поэтому она и не захотела с ним говорить. И вовсе не потому, что жаждала, чтобы вся слава досталась ей одной.
Ей это было вовсе ни к чему.
Потому что этот краткий миг славы… мог в конце концов кончиться тем, что невинного человека упрячут за решетку.
Перед ней стоял один из той команды, прибывшей из Туллиаллана, – Джаз Маккалоу.
– В чем дело? – спросил он. – Вы не разделяете общей радости? Ведь дело можно считать раскрытым.
– Возможно, именно поэтому вас и послали на переподготовку в колледж. – Заметив, что выражение его глаз резко изменилось, она поспешно сказала: – Господи, простите… Говорю сама не знаю что.
– Я понял, что подошел в неподходящий момент. Но я просто хотел поздравить вас с успехом.
– С радостью приму ваши поздравления… но только после того, как виновность подозреваемого будет доказана.
Она повернулась и пошла прочь, чувствуя за спиной взгляд Маккалоу, провожавший ее до самой двери.
Ребус тоже заметил, что она вышла. Он как раз выяснял у Тама Баркли, может ли тот выдумать какое-нибудь прозвище для старшего следователя Теннанта.
– Могу предложить даже не одно, а сразу несколько, – ответил Баркли.
Ребус задумчиво кивал головой. Он только что поговорил со Стью Сазерлендом и теперь был совершенно уверен, что прозвищем Недомерок пользуются только Грей, Джаз и Алан Уорд. Джаз как раз сделал ему знак. Ребус наскоро свернул разговор с Баркли и поспешил за ним. Пройдя по коридору, Джаз свернул в туалет. Когда вошел туда Ребус, он стоял у раковины, держа руки в карманах.
– В чем дело? – спросил Ребус.
Дверь открылась, и появился Грей. Кивнув вместо приветствия, он проверил все кабины и убедился, что они пусты.
– Когда ты собираешься выяснить, как там с товаром? – вполголоса спросил Джаз. – Если еще есть шанс его вывезти, надо спешить.
Голос звучал холодно и по-деловому, отчего Ребус чувствовал, как улетучивается все его расположение к этому человеку.
– Не знаю, – ответил он. – Попробую завтра.
– А почему не сегодня? – поинтересовался Грей.
– Так сегодня уже кончается, – ответил Ребус, взглянув на часы.
– Времени еще достаточно, – настаивал Джаз. – Поезжай прямо сейчас; в случае чего, мы тебя прикроем.
– Все в общем-то привыкли к твоим неожиданным исчезновениям, – снова заговорил Грей. – Но странно, что ты объявился как раз перед тем, как они нашли эту картину…
– И что, по-твоему, это должно означать?
– Давайте сменим тему, – перебил Джаз. – Будем считать это великим открытием, если хотите.
Грей ухмыльнулся:
– Необходима оперативная информация, на основе которой можно начинать, – продолжал Джаз.
– А как с Аланом? – спросил Ребус. – Он в деле или нет?
– В деле, – заверил Грей. – Хотя ему и не слишком нравится, как ты перед ним выпендриваешься.
– Он сам-то это знает?
– Чем меньше Алан знает, тем ему же лучше, – стал уверять Грей.
– Что-то я не пойму, – не унимался Ребус… продолжая надеяться, что подельники сообщат хоть что-то еще.
– Алан делает, что ему велят, – отрезал Джаз.
– А вы что?… – Ребус надеялся на то, что его вопрос прозвучит достаточно наивно. – Уже делали что-то подобное втроем?
– Это информация для служебного пользования, – отозвался Грей.
– Я хочу знать, – настаивал Ребус.
– Зачем? – поинтересовался Джаз.
– Во многом знании много печали, – назидательно произнес Грей, прерывая молчание. – Кстати, а как там твои друзья из Управления по борьбе с наркотиками? Собираешься их навестить или как?
– А что, у меня есть выбор? – намеренно раздраженно спросил Ребус.
Он видел, что Джаз все еще не сводит с него пристального взгляда.
– Джон, пока это все еще твое шоу, – миролюбиво сказал Джаз. – Мы только хотели тебе сказать, что нельзя откладывать его до бесконечности.
– Согласен, – подтвердил Ребус. – Хорошо, я поговорю с ними. – Лицо его стало задумчивым. – И надо обсудить, как будем делить.
– Делить? – зарычал Грей.
– Идея была моя, – решительным голосом начал Ребус, – и пока этим делом занимаюсь я один…
Лицо Джаза, до того излучавшее безмятежное спокойствие, внезапно приобрело угрожающее выражение.