65 
Наблюдая за ней, Линли нажал кнопку на маленьком магнитофоне.
Айрин едва заметно съежилась, услышав голос сестры. Он оставил аппарат включенным. Бодрые комментарии, пульсирующее жизнелюбие, планы на будущее. Нет, судя по голосу, она отнюдь не была похожа на женщину, которая настроена кого-нибудь уничтожить. На середине прослушивания Айрин поднесла ладонь к глазам. Наклонила голову.
– Что-нибудь из этого вам о чем-нибудь говорит? – спросил Линли.
Айрин покачала головой, но чересчур уж энергичным движением: вторая явная ложь.
Линли ждал. Казалось, она пытается отгородиться от него, уйти в себя, неимоверным усилием воли зажать все эмоции.
– Таким образом вам все равно не удастся похоронить память о ней, Айрин, – тихо произнес он. – Я знаю, что вы хотите этого. И понимаю почему. Но вы знаете, что, если вы попытаетесь, она будет вечно вас преследовать. – Он увидел, как напряглись прижатые к голове пальцы. Ногти вонзились в кожу. – Вы не обязаны прощать ее за то, что она вам сделала. Но вы рискуете сделать что-то такое, чего не сможете простить самой себе.
– Я не могу вам помочь. – В голосе Айрин слышалось смятение. – Мне не жаль, что моя сестра умерла, как же я могу вам помочь? Я себе-то не в состоянии помочь.
– Вы можете помочь, рассказав мне что-нибудь об этой записи.
И Линли безжалостно прокрутил ее снова, ненавидя себя за то, что было частью его работы… Снова не последовало никакого отклика. Он перемотал пленку, включил ее еще раз. И еще.
Джой словно была здесь, рядом. Она уговаривала. Она смеялась. Она дразнила. И во время пятого прослушивания сестра ее не выдержала на словах: «Ради бога не позволить маме снова забыть о Салли в этом году…»
Айрин схватила магнитофон и, нажимая на все кнопки, заставила его замолчать, потом бросила назад на кровать, словно прикасаться к нему было опасно.
– Моя мать вообще не вспоминала бы о дне рождения моей дочери, если бы Джой не напоминала ей! – воскликнула она. На ее лице отразилась мука, но глаза были сухие. – И все равно я ее ненавидела! Я ненавидела свою сестру каждую минуту и хотела, чтобы она умерла! Но не так! О боже, не так! Вы можете себе представить, каково это, хотеть смерти какого-то человека больше всего на свете, а потом получить это? Словно какой-то божок, выслушав твои желания, решил поглумиться и исполнил самые отвратительные…
Великий боже, как велика власть слов! Он мог представить. Еще как мог. Благодаря такой своевременной смерти в Корнуолле любовника собственной матери, благодаря множеству случайностей, какие Айрин Синклер никогда и не снились…
– Часть из того, что она говорила, похоже, имеет отношение к ее новой работе. Вы знаете место, которое она описывает? Гниющие овощи, кваканье лягушек и звук насосов, плоская местность?
– Нет.
– А о какой метели идет речь?
– Не знаю!
– Мужчину, которого она упоминает. Джона Дэрроу?
Волосы Айрин взметнулись, описав дугу, – это она резко отвернулась. При этом внезапном движении Линли сказал:
– Джон Дэрроу. Вы узнали это имя.
– Вчера вечером за ужином Джой о нем говорила. О том, что пленила какого-то жуткого типа по имени Джон Дэрроу, и об ужине с ним.
– Это тот новый избранник, которым она увлеклась?
– Нет. Нет, не думаю. Кто-то… по-моему, это была леди Стинхерст… спросил ее о ее новой книге. И всплыл Джон Дэрроу. Джой смеялась – она всегда смеется, подтрунивая над проблемами, с которыми ей приходится сталкиваться, когда пишет, ей вроде бы требовались какие-то сведения, и она пыталась их раздобыть. И это имело отношение к Джону Дэрроу. Поэтому мне кажется, что он как-то связан с книгой.
– С книгой? Вы хотите сказать, с еще одной пьесой?
Лицо Айрин затуманилось.
– Пьесой? Нет, вы не так поняли, инспектор. Кроме одной ранней пьесы шестилетней давности и этой, новой, для лорда Стинхерста, моя сестра не писала для театра, она писала книги. Сначала она была журналисткой, но потом занялась документальной прозой. Ее книги о преступлениях. О настоящих преступлениях, а не вымышленных. Главным образом об убийствах. Вы этого не знали?
«Главным образом об убийствах. Настоящих преступлениях». Ну конечно. Линли пристально посмотрел на магнитофончик, боясь поверить, что он с такой легкостью получил недостающую часть в головоломке-треугольнике «мотив-средство-возможность». Но вот оно, то, что он искал, он чуял, что непременно это найдет. Мотив убийства. По-прежнему туманный, но просто ожидающий подробностей, необходимых для связного объяснения. И ниточка тоже была здесь, в этой записи, в самых последних словах Джой: «… спросить Риса, как лучше всего к нему подобраться? Он хорошо ладит с людьми».
65 
