— Снаружи, у бассейна, были люди?
— Я не знаю. Я там не была. Если кто и увидел в бассейне Робина, то они поняли, что уже слишком поздно и ему уже не поможешь.
— И вы оставили его в воде, пока наутро не явился садовник?
— Это вы так говорите. Я этого не утверждаю. Я его там не видела и не могу точно сказать, видел ли кто-нибудь.
— Но кто-то мог видеть?
— Разумеется, мог. Но какой от этого толк? Тем более теперь.
— И кто-то мог его столкнуть.
— Ради всего святого! Зачем?
— Я не знаю. Может быть, в отношениях между присутствующими не все было так идиллически, как вы меня уверяете.
Таня выпрямилась:
— Слушайте, с меня хватит. Вы приходите ко мне в дом, называете меня лгуньей…
— Я не единственный, кто вас так называет. Вы тоже признались, что лгали полиции в семидесятом году. Почему я должен верить вам теперь?
— Потому что я говорю правду. Я совершенно не могу себе представить, зачем бы кому-то из нас желать Робину смерти.
— Я просто пытаюсь нащупать связь между прошлым и настоящим.
— А может, ее и нет? Вы об этом не подумали?
— Да, думал. Но поставьте себя на мое место. Есть одно несомненное убийство — в сентябре шестьдесят девятого, и, хотя преступника поймали и посадили в тюрьму, у меня все же остается место для сомнений. И еще одна смерть — в июне семидесятого, тогда ее с легкостью объяснили несчастным случаем, но теперь вы мне говорите, что участники затянувшейся вечеринки всю ночь шлялись туда-сюда, а значит, и в этом случае могут возникнуть сомнения. И общий знаменатель всех этих событий — «Мэд Хэттерс». Ник Барбер собирался писать о них статью, главным образом — о Вике Гривзе, и он, Барбер, упомянул о каком-то убийстве.
Таня затянулась, размышляя.
— Слушайте, — сказала она. — Я понимаю, вы изложили события так, что это и правда звучит подозрительно. Но это — просто совпадения. Я была на той вечеринке, когда умер Робин, и я не помню никаких ссор. Все развлекались, только и всего. Мы все улеглись. Я тогда была с Крисом. Заснуть было трудно, ночь была жаркая. Кто-то мог сходить взять что-нибудь пожевать. Может, они бродили, совершали набеги на холодильник. Я хочу сказать, что слышала, как люди ходят туда-сюда. Голоса. Смех. У Вика, как всегда, был трип. Может, кто-то из группы обменивался партнершами. Так бывало.
— Значит, вы не спали всю ночь как ангел?
— Ну конечно.
— И Крис Адамс все время был с вами?
— Да.
— Бросьте, Таня.
— Ну… может, и не каждую минуту.
— То есть в какой-то момент вы проснулись, а его не было рядом?
— Не так. Господи, да вы что, теперь пытаетесь обвинить Криса? Что с вами?
— Верьте или нет, — проговорил Бэнкс, — но я просто пытаюсь докопаться до истины. Может быть, вы развлекались. Может быть, кто-то резвился с Робином у бассейна и тот поскользнулся и упал в воду. Несчастный случай.
— Тогда какое это сейчас имеет значение? Даже если Робин был у бассейна не один. Все равно это был несчастный случай. Какая разница?
— Если кто-то чувствовал угрозу, боялся, что правда раскроется, а Ник Барбер был близок к разгадке, то… — Бэнкс развел руками.
— А другого объяснения быть не может?
— Например?
— Ну не знаю. Ограбление…
— Да, у Ника похитили ноутбук и мобильник, но это лишь подкрепляет гипотезу, что кто-то не хотел, чтобы узнали о том, чем он занимался.
— Тогда его девушка или еще кто-нибудь. Чей-то ревнивый любовник. Ведь большинство людей убивают близкие. Кто-то, с кем они знакомы. Разве не так?
— Отчасти да, — согласился Бэнкс. — Мы занимались и этой версией, как и наркотической, но пока нам не повезло.
— Я не понимаю, при чем тут прошлое. Все давно кончилось. Приговор вынесен.
— Если долгие годы работы детектива меня чему-то и научили, — заметил Бэнкс, — так это тому, что прошлое никогда не кончается, и неважно, кому был вынесен приговор.
*
Бэнкс ехал от Тани Хатчисон, когда двое полицейских доставили Келвина Сомса в управление полиции в Иствейле. Энни Кэббот попросила отвести его в пустую комнату для допросов и на какое-то время оставить там: пусть подождет.
— Где вы его нашли? — спросила она одного из полицейских.
— На склоне долины, над Хелмторпом, мэм, — ответил он. — Скрывался в заброшенной пастушьей хижине. Видно, провел там всю ночь. Его порядочно трясло от холода.
— Как он, в порядке?