57 
— Давайте все же попробуем уточнить время, — попросил он. — Сколько времени группа провела на сцене?
— Трудно сказать, — ответила Джун, глядя на Тилбрука. — Они долго выступали.
— Они играли «Не могу тебя бросить, детка», когда мы двинулись посмотреть, нет ли местечка поближе к сцене, — сообщил Тилбрук, — а когда мы вернулись, они ее еще не закончили. По-моему, это была у них вторая вещь в программе, а первая была довольно короткая.
Чедвик понятия не имел, сколько длятся такие песни, но он сообразил, что, вероятно, сможет получить хронометраж композиций у Рика Хейса, с которым все равно собирался снова поговорить. Пока же ему было достаточно и этих сведений.
— Значит, примерно между часом ноль пятью и половиной второго?
— У нас не было часов, — ответила Джун, — но если вы говорите, что они начали в час, тогда да, прошло минут двадцать с начала их выступления, где-то так.
Следовательно — час двадцать, а значит, Линду, видимо, убили между часом ночи, когда группа начала играть, и этим временем. Чедвик показал посетителям ее фотографию.
— Вы когда-нибудь видели эту девушку? — спросил он.
— Нет, — ответили они в один голос.
Тогда Чедвик достал снимки Линды с незнакомыми ему людьми:
— Узнаёте кого-то?
— Разве это не?.. — начала Джун.
— Очень может быть, — подтвердил Иэн.
— Так кого вы узнали? — поторопил Чедвик.
— Вот этих ребят. Они из «Мэд Хэттерс», — пояснил Иэн. — Терри Уотсон и Робин Мёрчент.
Чедвик вгляделся в фотографию. Он планировал побеседовать с «Мэд Хэттерс» сегодня днем.
— Хорошо, — произнес он, вставая. — Теперь, если вы не против, давайте спустимся в хранилище вещественных доказательств, и вы посмотрите на спальный мешок.
Они неохотно двинулись за ним.
*
— Я знаю, что вам надо успеть на поезд, — сказала суперинтендант Катрин Жервез рано утром в понедельник, — но я хотела бы переговорить с вами, перед тем как вы отправитесь.
Бэнкс сидел напротив нее, по другую сторону стола, в помещении, которое некогда служило кабинетом Гристорпу. Сейчас оно было обставлено куда скупее, и в шкафах стояли только книги по юриспруденции, криминологии и менеджменту. Исчезли переплетенные в кожу тома Диккенса, Гарди и Остен, которыми окружал себя Гристорп, а также пособия по ужению рыбы на муху и кладке стен без раствора. Только на одной полке красовались награды суперинтенданта за соревнования по стрельбе из лука и фотография в рамке, на которой она натягивала тетиву и целилась. Единственным настоящим украшением комнаты был висящий на стене плакат давней ковент-гарденской постановки «Тоски».
— Как вам, по-видимому, известно, — продолжала суперинтендант Жервез, — это мое первое расследование убийства подобного уровня, и я уверена, что мальчики и девочки в отделе немало позубоскалили по моему адресу.
— Не то чтобы…
Она отмахнулась:
— Неважно. Дело не в этом. — Она поворошила бумаги на столе. — Мне о вас многое известно, старший инспектор Бэнкс. Я считаю необходимым наводить подробные справки о людях, которые служат под моим руководством.
— Очень мудро, — отозвался Бэнкс, задаваясь вопросом: неужто его вызвали сюда лишь для того, чтобы заставить выслушать очередные банальности?
Жервез насмешливо взглянула на него.
— В частности, мне известно о вашей склонности к дешевому сарказму, — заметила она. — Но мы встретились здесь не по этой причине. — Она откинулась на спинку дорогого директорского кресла и улыбнулась; ее губы, похожие очертаниями на купидонов лук, изогнулись у уголков, точно готовые выпустить стрелу. — Я бы хотела, если можно, быть с вами совершенно откровенной, старший инспектор Бэнкс, и заверяю вас, что ничто из того, что будет сказано в этой комнате сегодня утром, не выйдет за пределы этих четырех стен и об этом будем знать только вы и я. Это ясно?
— Да, — ответил Бэнкс недоумевая. Что за чертовщина последует дальше?
— Мне известно, что недавно вы при ужасающих обстоятельствах потеряли брата, и я приношу вам глубочайшие соболезнования. Кроме того, мне известно, что не так давно вы потеряли свой дом и чуть не потеряли жизнь. Иными словами, для вас это был год, полный печальных событий, не так ли?
— Да, это так, но я надеюсь, что это никак не сказалось на моей работе.
— О, я полагаю, что мы можем быть вполне уверены в обратном, не правда ли? — На Жервез были овальные очки в серебристой оправе, и она поправила их, глядя в бумаги, лежащие перед ней на столе. — Сокрытие информации в ходе важнейшего расследования, нападение на подозреваемого с применением металлического прута. Надо ли мне продолжать? Вам ведь не требуется особого поощрения, чтобы немного переступить черту, верно, старший инспектор Бэнкс? И никогда не требовалось. Ваше персональное дело — это лоскутное одеяло, состоящее из сомнительных решений и откровенных нарушений субординации. Res ipso loquitor, [14] как любят выражаться юристы.
57 
