— Уже нет.
— Он мог смыться гораздо раньше, но он торчал здесь, пока вы его не заметили. «Этот парень мне досаждает», — жалуется Джин, и вот вам, пожалуйста, собственной персоной. О чем это говорит?
— Если он сам затеял всю эту историю, он и впрямь идиот, — подытожил Торрес.
Ла Брава улыбнулся. Он чувствовал— они подобрались к самой сути дела. Подув на кофе, он осторожно отпил глоток.
— Или кто-то другой дергает за ниточки, а Ричарда только использует, — продолжал Ла Брава. — Думаю, дело обстоит именно так, потому что он действительно очень глуп.
— Кто его использует? Мокроспинник?
— Возможно. Или еще кто-то, о ком мы ничего не знаем, но кто умнее их обоих. — Ла Брава снова выдержал паузу и поинтересовался: — А что там с пикапом старика Мини?
— Отпечатков кубинца там нет, — покачал головой Торрес. — Я не понимаю, что происходит. Бюро готово было объявить его в розыск, но… данные лаборатории…
— Предположим, мокроспинник и кто-то еще, кого мы не знаем, используют Ричарда, — развивал свою мысль Ла Брава. — Они повесили ему на грудь табличку, выставили его напоказ. Что это означает?
— Если они получат деньги, то с ним делиться не станут, — пробормотал Торрес— Разумеется, если они хоть немного умнее, чем он.
— Точно, — подхватил Ла Брава. — Ричард теперь знаменитость. Как только разменяет первую банкноту, сразу окажется в тюрьме— во всяком случае, если он сделает это в ближайшей округе, а он не утерпит. Значит, они не возьмут его в долю…
— И им придется его убить, — закончил Торрес.
— Вот именно. — Ла Брава отхлебнул еще глоток. — Ричард — покойник, только сам еще не знает этого.
— Ты сказал ему об этом?
— Надо было бы.
— Его пистолет остался у тебя?
— Он добудет другой. Без пистолета ему не обойтись.
— Джо, да ты что!
— Лучше не задавай мне вопросов— тебе же будет спокойнее.
— Ты не можешь разгуливать с оружием, Джо, ты теперь штатский. Мне полезно посоветоваться с тобой, готов это признать, но когда дойдет до дела, держись в стороне. Ты понял? Я вовсе не хочу тебя обидеть, но закон есть закон.
— Я знаю.
— Нельзя позволять себе злиться, совершать опрометчивые поступки.
— Я ни на кого не злюсь.
— Да? А почему же ты сломал ему руку?
— Я не хотел. Он прикрыл ею голову.
— Джо! — вскрикнул Торрес. — Да ты что, шутить со мной вздумал?
— Ясное дело, — отозвался Ла Брава.
Прошлой ночью ему удалось быть отстраненным, он действовал без эмоций, выйдя из навязанной ему и ограниченной многими условиями роли. Сейчас Ла Брава вновь ощутил ту же отстраненность, и это ощущение ему понравилось — он понаблюдает еще какое-то время со стороны, хотя долго так не выдержит.
Миссис Хеффель, постоялица «Делла Роббиа», подобравшая письмо с пола и положившая его на мраморный прилавок, сообщила, что нашла его недавно и сразу же положила на прилавок, она его не читала, даже не открывала, и пусть к ней не пристают. Морис ответил, что никто к ней не пристает, просто джентльменам нужно знать, в котором часу это было и не видела ли она в холле человека, который мог оставить это письмо. Миссис Хеффель ответила, что она тут же положила письмо на прилавок, что она в чужие дела не лезет и пусть к ней не пристают, если сами не знают, чего хотят.
Около четырех часов дня Джин, а вслед за ней и Бак Торрес прочитали записку, лежавшую в раскрытом виде на прилавке. Она была отпечатана на таком же листе из блокнота, как и предыдущая, и гласила:
Итак, положи мусорный пакет с деньгами на переднее сиденье своей машины, и только туда. Поведешь машину ОДНА на север по 1-95 до бульвара Атлантик, Помпано-бич. Свернешь на шоссе AIA и поедешь к рынку на углу Спринг, там увидишь указатель «Коперстоун» (почти у поворота на Хиллсборо) и снаружи четыре телефонные будки. Жди у второй будки слева, если стоять лицом к улице. Будь там ровно в шесть ОДНА. Никаких копов. Никаких выходок. Не то пожалеешь. Я за тобой слежу.
Ла Брава прочел записку. Он превратился в наблюдателя, которому копы позволяли болтаться рядом.
Он видел, как суетятся копы в гражданской одежде и Джин с Морисом: надо сделать так, как требуется в записке, выполнить все указания. Он хотел поговорить с Джин, но сейчас такой возможности не было. Прочитав записку, Ла Брава поплелся в тот кухонный закуток, где полицейские разместили свои телефоны и прочее оборудование. Детектив звонил резиденту ФБР в Уэст-Палм, просил установить жучки в телефонных будках в Хиллсборо. Джин Шоу расстегивала на себе блузку. Ла Брава наблюдал за Джин, он видел, как Торрес, очень серьезный, сдержанный, закрепляет на ее груди записывающее устройство, прямо под белой чашечкой бюстгальтера, облегающей ее правую грудь. В коробочке размером меньше пачки сигарет были микрофон, батарейка и передатчик. Все нынче без проводов, никакой проволоки. Он перехватил взгляд Джин — пристальный, серьезный взгляд, все были очень сосредоточены — поверх темной головы Торреса, прижимавшейся к ее груди так, словно он хотел прослушать биение ее сердца. Джин ничего ему не сказала, лишь слегка приподняла брови, смиряясь с ситуацией, и все. Застегнула блузку. Вошел Морис в сопровождении полисмена, тащившего мусорный пакет, объемистый пакет был заполнен наполовину, аппетитно округлившись внизу, не тяжелый, детектив запросто нес его одной рукой, ухватив за горлышко, стянутое проволокой для сена. Эксперт закончил свою работу и вручил Джин и Торресу рукописные копии второго послания. Торрес поговорил по телефону с резидентом ФБР в Уэст-Палм, описал ему «кадиллак» Джин и приметы трех автомобилей прикрытия, которые последуют за ней. Другой детектив тем временем звонил в офис шерифа округа Бровард. Все такие серьезные, играют во взрослую игру. Эмоции прорвались лишь однажды: Торрес хотел спрятаться под задним сиденьем, за спиной Джин, лечь на пол в «кадиллаке», но Джин наотрез отказалась. Он попытался настаивать, но она заявила, что в таком случае она никуда не поедет: