— Я ненавижу его.
— Он остриг волосы, похудел, глаза стали словно темнее, и морщин много. Но это он. Я знаю его с тех пор, как он пошел в начальную школу. Это он, Боб!
Губернатор взял фотографию, поднес ее к настольной лампе, чтобы лучше видеть в полумраке комнате.
— Тебе не о чем беспокоиться. Он будет здесь.
— Я не могу больше ждать!
Финниган нервно ходил по кабинету, он говорил слишком громко, и губернатору это не нравилось.
— Эдвард, если хочешь, чтобы я остался, сядь и успокойся. Мы уже столько раз об этом говорили. Я твой друг. И считаю тебя своим другом. Я видел, как росла твоя дочь. Тебе известно, что я с радостью подписал решение о его казни. И мы ее дождемся. Если ты только не потеряешь голову.
Они уже столько раз думали об этом вместе, так бывает, когда люди много лет работают бок о бок. Распределение ролей стало ясно еще в студенческие времена, Роберт нацелился в политики, а Эдвард был его постоянным советчиком. Нельзя сказать, что это было их решение, просто так вышло, роли определились, и они устраивали обоих. Но между Эдвардом и Робертом никогда не существовало иерархии: они были друзьями, а друзья не кричат друг на друга. То, что Роберт сейчас повысил голос и выказал раздражение, было так непривычно, что оба на миг замерли, Эдвард сделал шаг вперед и вырвал фотографию из рук друга.
— Я шесть лет считал его мертвым! Он попытался обмануть меня, отнять у меня право на месть. И вот я узнаю, что он живет в какой-то жалкой стране у Северного полюса! Я хочу видеть его здесь! Сейчас! Я не желаю больше ждать.
Губернатор тщательно проверил, хорошо ли закрыта дверь в кабинет Финнигана. Затем, несмотря на его протесты, поднял жалюзи и впустил свет, чтобы тот придал ему сил, он даже распахнул окно и впустил шум машин, доносившийся снизу, чтобы тот наполнил комнату и заглушил их громкие голоса.
Потом они кричали друг на друга так, как ни разу прежде.
Все эти годы они сознательно избегали конфронтации. Они выстроили отношения, исключавшие грубые слова, страшась дня, который рано или поздно наступит. Но вот он пришел, этот день, и вдруг оказалось, что это даже приятно — высказать все, что накопилось, и кричать до хрипоты и на время забыть о подчиненных, которые могут их услышать, и наплевать на то, что они там подумают.
Их спор на повышенных тонах через двадцать минут закончился дикой вспышкой.
Роберт, потеряв самообладание, прижал друга к стене и прохрипел ему в самое ухо, что если Эдвард хочет добиться своего, то чертовски важно, чтобы никто не мог истолковать это как его личную вендетту, что надо действовать политическими методами и руководствоваться политическими аргументами, что, как и в прошлый раз, надо подобрать журналистов, чтобы те написали об убийце женщин, разгуливающем на свободе и плюющем на американское правосудие.
Он замер, держа своего советника за ворот пиджака.
Вдруг Финниган вырвался, ударом кулака свалил Роберта на пол и, схватив подставку для ручек, швырнул ее тому в лицо.
У губернатора хлынула кровь из рассеченного лба. Потом он услышал, как лучший друг послал его к черту, открыл дверь и выскочил вон.
В Стокгольме день клонился к вечеру. Было по-прежнему холодно, по-прежнему ветрено, и до весны, казалось, было долго, как никогда. Государственный секретарь по международным делам Торулф Винге только что вместо обеда выпил чашку чая «Эрл Грей» и съел черствую булочку с корицей, которая осталась на столе с позднего совещания накануне вечером. Он макал ее в чай, булочка была безвкусной, но все же какая-никакая, а еда. Все эти дни у Винге просто-напросто не было времени.
Короткое расстояние между министерством иностранных дел и правительственной канцелярией в Русенбаде он шел пешком. С опущенной головой и взглядом впившимся в обледенелый асфальт он был похож на всех прочих пешеходов, которые пытались увернуться от январского холодного ветра, дувшего прямо в лицо. Винге шел по набережной вдоль здания риксдага, — его всегдашние угодья, между зданиями в правительственном квартале, где он служил всю свою жизнь.
Он кивнул охраннику в светлой форменной рубашке и коричневом берете с какой-то медной кокардой, сидевшему в стеклянном стакане. Охранник, пожилой мужчина, который служил здесь почти столько же, сколько и Винге, кивнул ему в ответ, как старому знакомому, и нажал кнопку, отпиравшую закрытую входную дверь.