– Будто нарочно, чтобы его потом не опознали.
Галло стрельнул глазами из-под густых бровей и снова кивнул.
– Нет ли у вас знакомых в Риме, которые могли бы помочь нам ускорить дело? – спросил Брунетти.
– Есть один. Я звонил ему, но мне ответили, что он в отпуске. А у вас?
Брунетти покачал головой:
– Моего недавно перевели в Брюссель. Теперь он работает в Интерполе.
– Значит, будем дожидаться, – недовольным тоном подытожил Галло.
– Где он?
– Покойник? В морге Умберто Примо. А что?
– Хотелось бы взглянуть.
Если Галло и удивился такому желанию, то виду не подал.
– Ваш водитель знает дорогу.
– Это ведь недалеко отсюда, не правда, ли?
– Пару минут езды. Сейчас, может быть, дольше, потому что с утра всегда пробки на дорогах.
Ну совсем они здесь пешком ходить разучились, подумал Брунетти, но тут же вспомнил о тропической жаре, которая, как влажное покрывало, окутала всю область Венето. Наверное, и в самом деле было более разумно ездить туда-сюда в машине с кондиционером, от одного кондиционированного здания в другое, но он так не привык и вряд ли когда-нибудь сможет привыкнуть. Впрочем, оставив свое неудовольствие при себе, он спустился вниз и поехал в Умберто Примо, крупнейшую больницу Местре. Иметь личную машину с личным водителем, в конце концов, не так уж и плохо.
В коридоре за низеньким столиком сидел санитар и читал «Газеттино». Брунетти сунул ему под нос свое удостоверение и попросил показать труп мужчины, найденного накануне.
Санитар, коренастый пузатый малый с ногами баранкой, сложил свою газету, поднялся и сказал:
– Ах, этот-то… Я запихнул его подальше, синьор, потому что его никто не навещает. Был вчера один – художник, и все. Смотрел, какие у него волосы и глаза. На снимках много бликов из-за вспышки, ничего не разберешь. Он только глянул, веко ему закатил, чтобы увидать глаз, и ушел. Испугался, наверное. Но Господи Иисусе, посмотрел бы он на него на неумытого – вся эта тушь-помада с кровищей по всей морде, как у клоуна, ей богу. То, что от нее осталось, конечно. Мы еле отскребли. До чего же въедливая, зараза, особенно тушь. Женщины, наверное, прорву времени изводят на умывание.
Они вошли в большое холодное помещение. Санитар шел впереди, и пока говорил-, то и дело оглядывался на посетителя. Наконец, у одного из металлических шкафов в стене он остановился. Повернув ручку внизу, он открыл створки и выдвинул плоский ящик, в котором лежал труп.
– Так будет видно, синьор? Или может быть, достать его оттуда? Я это мигом.
– Нет, оставьте.
Санитар откинул край простыни, закрывавший лицо, и вопросительно взглянул на Брунетти. Тот кивнул, и тогда санитар стащил целиком всю простынь, которая в его умелых руках тут же превратилась в аккуратно сложенный прямоугольник.
Брунетти хоть и видел снимки, но оказался не готов к тому жуткому зрелищу, что предстало сейчас его глазам. Патологоанатом, конечно, не позаботился как-нибудь облагообразить покойника, он должен был лишь установить причину смерти, а все остальное его не касалось, будучи делом родственников, если таковые вообще отыщутся. Лицо выглядело так, будто его слепил из глины некий малолетний дебил, проткнув пальцем четыре дырки на месте глаз, носа и рта. В том, что получилось, трудно было признать человеческое лицо.
Взглянув ниже, Брунетти в первый момент обомлел – тело покойника чрезвычайно напоминало его собственное: та же комплекция, легкий жирок на талии, старый шрам от аппендицита… Разве что грудь, с кое-как заштопанным багровым разрезом посредине, у того была совсем голая, а у Брунетти, наоборот, густо-волосатая. Впрочем, если приглядеться, можно было заметить на груди убитого пробивающуюся черную щетину.
– Его, случайно, не брили перед вскрытием? – поинтересовался Брунетти.
– Нет, синьор. Это ведь вскрытие, а не операция на сердце.
– Но волосы на груди были сбриты.
– И на ногах, посмотрите.
Брунетти поглядел: и правда.
– А что сказал патологоанатом?
– Пока тут был – ничего, синьор. Может, в отчете написал. Ну что, хватит?
Брунетти кивнул и отошел в сторону. Санитар развернул простыню, взмахнул ею в воздухе, будто это была скатерть, которую он собирался постелить на стол, и ловко накрыл покойника. Потом он задвинул ящик, закрыл дверцу шкафа и неслышно повернул ручку.
На обратном пути он сказал:
– Кем бы он ни был, а такой смерти не заслужил. Говорят, он из тех парней, что торчат на улицах в женских тряпках.