Прочитанные страницы он передавал Паоле, сидевшей рядом на кровати. Бегло просмотрев фотографии и один из рапортов об аресте – за торговлю наркотиками – она молча вернула все Брунетти.
– Как тебе это нравится? – спросил он.
– Что?
– Вот это. – Он покачал папку на ладони, как будто взвешивал. – Тебе не кажется, что они ненормальные, эти мужики?
Она смерила его одним из своих долгих взглядов – полным презрения.
– Ненормальные – это те, кто им платит.
– Почему?
– Эти, по крайней мере, не обманывают себя относительно того, чем занимаются. Не то, что те.
– Что-то я не пойму.
– Сам рассуди, Гвидо. Они торгуют собой, так? Но перед тем как их трахнут или они кого-то трахнут, они должны напяливать на себя все женское. Задумайся, Гвидо. Подумай, какое лицемерие! И все для того, чтобы этот кто-то мог сказать себе на следующее утро: «Нет, я и не знал, что это мужик, а когда понял, уж поздно было». Или: «Ну и пусть это мужик, все равно трахнул-то я его». То есть в собственных глазах они остаются настоящими самцами, мачо. Они сами себе не желают признаться, что предпочитают трахаться с другими самцами, потому что это поставит под сомнение их мужественность. – Она снова молча уставилась на него. – Иногда мне кажется, Гвидо, что ты просто не даешь себе труда посмотреть на вещи чуть шире.
Последнюю реплику следовало расценивать как упрек в инакомыслии. Однако на этот раз он был с Паолой согласен. Она заговорила о вещах, которые и вправду пока не приходили ему в голову. Едва узнав женщин, он был ими сразу покорен и никогда не понимал привлекательности какого-нибудь другого – то есть просто другого – пола. В юности все мужчины вообще казались ему одинаковыми, вроде него самого. С годами он хоть и уяснил, что мужчины бывают разные, это его ничуть не занимало, тогда как разные женщины, наоборот, по-разному волновали ум и сердце.
Он вспомнил еще одно наблюдение Паолы, о котором она поведала ему вскоре после знакомства. Оказывается, итальянские мужчины постоянно трогают, щупают, чуть ли не ласкают свои гениталии. Услыхав тогда об этом, он, конечно, не поверил и лишь посмеялся. Но на следующий день он начал обращать внимание и неделю спустя должен был признать ее правоту. Еще через неделю он был просто поражен тем, как часто мужчины на улице опускают руку вниз и похлопывают себя, будто проверяя, все ли там на месте. Как-то раз, когда они шли с Паолой, она спросила его, о чем он думает. Ей одной он не постеснялся бы признаться. В тот момент, как и много раз до того, он почувствовал, что это и есть та самая женщина, которая должна стать его женой, и она ею станет.
Любить и желать женщину всегда казалось ему совершенно нормальным. Но вот эти мужчины, чьи дела были собраны в папке, по недоступным его разумению причинам, полагали иначе. Они любили других мужчин ради денег или наркотиков, а иногда, надо думать, и просто так, ради любви. И отчего один из них нашел свою страшную смерть в объятиях ненависти?
Паола уже спала, уютно свернувшись калачиком. Брунетти положил папку на тумбочку у кровати, выключил свет, тихонько обнял Паолу за плечи и поцеловал в шею – до сих пор соленую. Вскоре он уснул.
Когда на следующее утро он прибыл в прокуратуру Местре, сержант Галло вручил ему еще одну синюю папку. Раскрыв ее, он впервые увидал лицо убитого. На первой странице помещался набросок, который примерно восстанавливал изуродованные черты, а дальше шли леденящие кровь снимки из морга.
Поскольку лицо напрочь потеряло всякий вид, то определить число ударов, которые на него обрушились, было невозможно. Как и предупреждал Галло, носа совсем не осталось – тот провалился внутрь черепа. На месте одной скулы зияла дыра. Но смерть наступила от ударов по затылку, о чем свидетельствовали другие фотографии.
Брунетти захлопнул папку и вернул ее сержанту:
– Вы размножили портрет?
– Так точно, синьор. Но копии были готовы только полчаса назад, так что мы пока не успели их раздать людям.
– Дактилоскопию сделали?
– Да, и уже отослали в Рим и в Интерпол в Женеву. Ответа пока нет. Сами знаете, какая это волокита. – Еще бы ему было не знать. Ответа из Рима иной раз приходилось ждать неделями, Женева была несколько оперативней.
– Что сделали с лицом, а? – Брунетти щелкнул пальцами по папке.
Галло сдержанно кивнул. В прошлом ему не доводилось иметь дела с венецианской полицией, разве что разговаривать по телефону с вице-квесторе Паттой. Пока он не понял, что за фрукт этот Брунетти, и был осторожен.