104 
Он прошел к шкафчику с напитками, налил виски в два стакана и передал один Фостеру.
– Ты как? – спросил Фостер.
– Окоченел. Сейчас согреюсь. – Он крутанул виски в стакане. – И надеюсь, что через час-другой потеряю сознание. – Рикмен поднял стакан на свет: пленка жидкости осталась на стенках. По такому признаку можно определить, хорошее ли виски, – это был чуть ли не единственный совет, когда-либо полученный от отца.
Он сделал глоток, чувствуя, как приятное жжение спускается к желудку. Он не ел целый день, и алкоголь подействовал незамедлительно, оглушая и согревая.
– Ты поосторожней с этим делом, – сказал Фостер, садясь в кресло. – Ты же не хочешь связываться с дорожной полицией. Они и на бабулю родную дело заведут за безрассудную езду в инвалидной коляске.
Рикмен сделал еще глоток:
– Я не собираюсь выезжать. – Выражение глаз Фостера его насторожило. – Или надо?
Фостер сделал неуверенный глоток из своего стакана, вздрогнул, проглатывая.
– Не стоило бы этого делать… – пробормотал он.
Рикмен не понял, то ли он про виски, то ли про встречу с инспектором, отставленным от ведения дела об убийстве.
– Сижу на таблетках, – пояснил Фостер, поглаживая горло. – Но все равно мужчине необходимо чем-то смазывать горло.
Рикмен пододвинул кресло и тяжело осел в него, не снимая пальто. До сих пор он не понимал, насколько устал. Он не думал, что сможет спать, но и не был расположен заполнять тишину дружеской болтовней.
– Ли, я признателен, что ты заехал, но если есть какое-то дело, может, мы к нему перейдем?
– Включи мобильник, – попросил Фостер.
– Что?
– Я принял звонок на твой служебный где-то с час назад. Оператор не врубился и переключил его на твой аппарат.
– Дальше что?
Фостер посмотрел на часы:
– Он должен звонить с минуты на минуту.
– Он?
– Ты включишь эту хрень или нет?
Заинтригованный Рикмен выполнил просьбу. Он был признателен другу за то, что ему есть чем заполнить мучительную пустоту.
– Доволен? Ну а теперь объясни.
– Звонивший сказал, что у него есть информация по убийствам.
– Ну и?
– Ну и ничего. Ни с кем не хочет говорить, кроме тебя.
– Хоть что-нибудь скажи, Ли. Он молодой? Старый? Англичанин? Иностранец?
– Определенно иностранец. Возможно, палестинец. Или иракец. – Он пожал плечами. – Все эти орлы с полотенцами на головах на мой слух говорят одинаково.
Рикмен вдруг вспылил:
– Господь всемогущий! Фостер, ты что, кроме этого ничего не понял?
Фостер не ответил.
Рикмен поставил стакан и попытался обуздать свое раздражение. Ему хотелось кого-нибудь ударить, причинить боль, но он не может вымещать зло на Фостере. Он не должен становиться таким, как его отец. Рикмен полжизни потратил на борьбу с наследственным демоном отцовского нрава. И сейчас нельзя ему уступать.
– Ты дал этому человеку мой номер? – Ему казалось, что голос звучит как обычно.
Фостер кивнул:
– Я велел ему звонить после одиннадцати. Посчитал, что смогу разыскать тебя к этому времени.
Рикмен не стал говорить Фостеру, что был близок к тому, чтобы совсем не возвращаться домой. Дом принадлежал Грейс, и, куда ни глянь, все хранило память о ее детстве и юности. И о трех годах их совместной жизни. Как же он мог находиться здесь без нее?
– Этот звонивший… Он назвался?
– Нет. Я бы сказал, осторожный тип.
Рикмен сверился с часами. Одиннадцать десять. Может, человек уже звонил и решил, что больше не стоит, когда телефон Рикмена был отключен? Он уже подумывал приняться за выпивку и продолжить свой путь к забвению, когда телефон ожил.
– Вы инспектор-детектив Рикмен? – Мужчина не поздоровался.
«Судя по акценту, возможно, иранец», – подумал Рикмен.
– Я инспектор Рикмен, – подтвердил он. – А вы не хотите представиться?
– Нет. Пока. У меня есть информация.
– Что за информация?
– Не по телефону. При встрече.
– Хорошо. – Рикмен полез в карман за блокнотом и ручкой. – Где?
– Дувр.
– Дувр? – Сидевший напротив него Фостер вопросительно поднял брови. – Дувр в шести часах езды отсюда. Ради чего я должен отмахать шесть часов, чтобы встретиться с кем-то, кто не хочет ни назваться, ни объяснить, что за информацию он мне предлагает?
Мужчина нервно кашлянул:
– Очень опасно для меня. – Рикмен будто увидел, как он прикрывает трубку рукой. – Я знаю, почему те люди умирали.
104 
