27 
Наталья замолчала, но Грейс не желала сдаваться:
– Раз ты не боишься его, то почему не скажешь прямо в лицо: «Мирко, я не желаю тебя видеть»?
Помолчав, Наталья со вздохом призналась:
– Потому что все сильно запуталось. Я знаю Мирко еще по Хорватии. Если человек твой земляк, он считает, что вас связывают какие-то особые… Я не знаю слова… вроде как «узлы».
– Узы.
– Узы, – повторила Наталья. Грейс ни разу не видела, чтобы она записывала новое слово, однако Наталья запоминала новую лексику с изумительной легкостью.
Они проехали мимо Брук-Хаус-паба и вереницы неряшливых кафе-баров и пиццерий.
Грейс спросила:
– Он из Книна?
Наталья бежала из Книна, когда началась война на Балканах. Сейчас город находился под хорватским контролем, и Наталья, сербка, вынуждена была отбросить всякую надежду на возможность возвращения.
– Д-да, – выдавила Наталья с неохотой. – Из Книна. По крайней мере, именно там мы познакомились.
Грейс снова взглянула в зеркало. Лицо Натальи стало замкнутым, как и всякий раз, когда упоминалась Хорватия или конфликт в Югославии.
– Тебе не хочется об этом говорить, – сказала Грейс.
– Да не о чем говорить, вот и все.
Грейс проехала под железнодорожным мостом и повернула налево.
– Что ж, как знаешь.
Наталья наклонилась вперед, ее губы почти касались лица Грейс.
– Пожалуйста, попробуй понять. Это было жуткое для меня время, но оно уже в прошлом. Лучше всего забыть.
– Иногда прошлое настигает нас, – сказала Грейс, думая о Джеффе и его брате.
Припаркованные машины забили улицу с обеих сторон, но она умудрилась найти просвет в пятидесяти ярдах от Натальиного дома и приткнулась к бордюру.
Наталья смотрела куда-то мимо нее.
– Я была уверена, что он в Лондоне, – задумчиво сказала она.
– Кто? Мирко? – уточнила Грейс. – Но ты уж сколько лет не живешь в Лондоне. Как же он узнал, где тебя искать?
Наталья не знала, что на это ответить.
– У него есть друзья среди беженцев. – Она приподняла одно плечо. – Меня знают в диаспоре, ведь я переводчик.
– Зачем он здесь, как ты думаешь?
– Не знаю. Бизнес?
Грейс вспомнила о визитной карточке. Вручая ее Наталье, она пыталась увидеть на лице у той признаки тревоги. Но ничего похожего не обнаружила.
– «Верв», – с удивлением прочитала Наталья.
– Это означает: духовная или созидательная энергия, – пояснила Грейс. И удивилась, увидев, как благородной формы рот Натальи исказился в улыбке.
– «Верв», – повторила та. – К тому же рифмуется с «нерв».
Глава 10
Раздался звонок в дверь. Было поздно, и Рикмен никого не ждал. Он посмотрел в глазок на фигуру, переминавшуюся с ноги на ногу под фонарем на крыльце, и, начиная раздражаться, открыл дверь.
– Чего тебе, Фостер?
Фостер, не отвечая на вопрос, задал свой:
– Зачем тебе телефон, если ты забываешь его включать?
Рикмену сейчас не хотелось видеть никого из коллег, Фостера в том числе.
– Если ты хочешь обсудить что-то, относящееся к делу, то обращайся к старшему инспектору Хинчклифу.
Фостер и совет пропустил мимо ушей.
– Почему ты мне ничего не сказал?
– О чем вы, сержант? – перешел на официальный тон Рикмен.
– О том, что за твои грешки Хинчклиф наладил тебя в помойное ведро, хотя помойка не лучшее слово при данных обстоятельствах. – Фостер сознательно его провоцировал.
Рикмен промолчал.
– Может, попробуем вдвоем закрыть дверь с внутренней стороны, босс? – задал вопрос Фостер. – Здесь снаружи чертовски холодно.
– Ну а если я скажу нет, ты уберешься?
– Не раньше, чем ты объяснишь, что же все-таки происходит.
Рикмен вздохнул:
– Ну что ж, входи… Я как раз собирался приступить к увлекательнейшему рассказу о событиях.
– У-у, лицемер! – Фостер потер руки. – Так я войду?
Рикмен вместо ответа одарил его таким тяжелым взглядом, что Фостер поежился.
– Я вышел за рамки приличия? – спросил он, протискиваясь мимо Рикмена и продолжая болтать, чтобы заполнить неловкую паузу. – Ну, если я это сделал, а я почти уверен, что да, приношу свои извинения, сэр.
Рикмен перевел дыхание. Он не знал, поколотить Фостера или рассмеяться. В конце концов удовлетворился тем, что заметил:
– С такими манерами, сержант, будет чудом, если ты когда-нибудь получишь повышение.
Фостер осклабился:
– Возможно, но держу пари, что жизнь моя намного веселее, чем у большинства сослуживцев.
27 
