Он схватил пакет, бросил взгляд внутрь и повернулся к девчонке, которая жадно потянулась к нему, открыл бутылку колы и отпил большой глоток, пока она дрожащими пальцами пыталась разорвать упаковку батончика. Другой батончик она дала Яну-малышу, который принялся его жевать, ни на секунду не выпуская меня из поля зрения. Потом он вновь поднес бутылку ко рту.
В этот момент я мог бы сделать попытку. Броситься на него, схватить оружие и попробовать выкрутить его у него из рук. Но я этого не сделал. Вероятность, что кто-то из нас пострадает, была слишком высока.
Я спиной чувствовал, что полицейские в лесу под нами зашевелились. Я знал, что те из них, у кого на прицелах были приборы ночного видения, могли следить за каждым нашим движением. И я не хотел давать им ни малейшего повода, чтобы начать атаку.
Сам же я был на удивление спокоен. Два подростка, уплетавших сухой паек, напомнили мне голодных щенков. Как будто именно для этого они и спрятались тут — подкрепиться в самый последний, отчаянный раз, чтобы хватило сил смотреть в глаза реальности.
Пока они ели, я заметил, что винтовка уже не зияет дулом в мою сторону, а просто висит у него на плече. Но все же он в любую секунду мог схватить ее и мгновенно навести на меня снова.
— Ты помнишь, как здорово нам было в Бергене… Ян?
— Меня зовут Ян Эгиль!
— Ян Эгиль, — исправился я. — На рыбалку ездили, в горы в походы ходили. С Сесилией…
— И что? — сказал он угрюмо.
— Ну… была же у тебя хоть какая-то причина вызвать сюда именно меня?
Он непроизвольно дернул головой и уставился на меня огромными, полными слез глазами. Он сглотнул и кивнул. А через пару секунд сказал мучительно сдавленным голосом:
— Вы были хорошие.
— Ты нам тоже нравился, — кивнул я в ответ.
Он промолчал, и я продолжил:
— Отличное тогда было времечко. И мы очень хотели, чтобы у тебя все было хорошо. Вот поэтому-то Ханс и придумал отправить тебя сюда. Все мы желали тебе только добра.
Его губы задрожали, и я увидел, как он крепко сжал их, чтобы не выдать себя.
Я осторожно подбирал слова:
— Но… Все вышло не так, как мы хотели, да?
Он коротко кивнул. Одинокая слеза скатилась по щеке и застыла там.
— Но что бы там ни случилось… неужели ты так и будешь тут прятаться с… Как зовут твою подружку?
Я видел, что он изо всех сдерживается, чтобы не вступить со мной в разговор. Тогда я повернулся к девчонке:
— Послушай-ка, скажи мне, как тебя зовут?
— Силье, — раздался тоненький голосок.
— Ты же хочешь домой, разве не так?
Она не ответила. Я снова обернулся к Яну Эгилю:
— Место тут ужасное, а ночь будет длинная и холодная. Вы же не будете сидеть тут под дождем всю ночь?
Он упрямо не отвечал.
— Я могу твердо пообещать тебе одну вещь, Ян Эгиль. Что с тобой поступят по справедливости.
Он презрительно фыркнул.
— Точно говорю. Это я тебе гарантирую. Ты, возможно, не в курсе, но с тех пор, как мы с тобой расстались десять лет назад, я больше не работаю в службе охраны детства. Я теперь частный детектив. Сыщик. Обещаю тебе, что мы разберемся во всей этой истории, в которую ты влип. А я не из тех, кто бросает слова на ветер. Вместе мы разберемся в том, что действительно произошло, и ты получишь любую помощь, какая тебе только понадобится. Никто тебя зря за уши таскать не станет!
Было такое чувство, что за моей спиной принялись ликовать все мои кредиторы, — я видел, что мой призыв достиг цели. Слово «детектив» для него оказалось ключевым, именно оно запало ему в душу, и он произнес его таким же немного удивленным тоном, что и остальные люди, которым я говорил, кем работаю:
— Д-д-детектив?
— Да, — улыбнулся я. — Варг Веум, частный детектив. Офис находится на Страндкайен, напротив Рыбной площади. В следующий раз, как будешь в Бергене, — милости прошу!
— Но полиция…
— У полиции своя работа. И учти, тебе сейчас семнадцать, так что охрана детства тобой больше не занимается. Тебе, разумеется, нужен адвокат, тут уж можешь быть уверен. У тебя там, внизу, нет врагов, Ян Эгиль! Все хотят тебе только помочь.
Дождь почти совсем прекратился. Я снял капюшон, чтобы он мог видеть мое лицо.
— Ну? Что скажешь? — Я протянул руку. — Дай винтовку, Ян Эгиль. И все кончится. Мы сможем вернуться в деревню, зайти в дом, переодеться в сухое и перекусить чем-нибудь горяченьким. Как? Неплохо звучит?