62 
— Вы отдадите ей?
— Сегодня что-то много шатается сумасшедших, — ответила она.
— Да или нет?
Она прочла письмо, которое я сунул ей.
— Да или нет?
— Нет, — сказала она и вернула мне письмо.
Я положил его на стол.
— По крайней мере не выбрасывайте и не рвите его.
Она ничего не сказала.
— Я вернусь и убью вас, если вы помешаете этому письму попасть в руки моей жены.
— В самом деле?
Она ничего больше не сказала, обратив ко мне лицо с зелеными рыбьими глазами.
Я покачал головой и пошел к выходу.
— Так ее нет здесь? — спросил я еще раз, обернувшись.
Женщина все так же молча посмотрела на меня и не ответила.
— Я еще десять минут буду в лагере, — сказал я. — Я приду еще раз, чтобы узнать.
Я шел по улицам и переходам лагеря. Я хотел через некоторое время снова вернуться в столовую, поискать Елену, но тут вдруг почувствовал, что с меня словно соскользнула защитная пелена. Я сделался непомерно большим, уязвимым со всех сторон. Мне надо было скорее спрятаться.
Я наудачу зашел в барак.
— Что вам надо? — спросила меня худая женщина.
— Я должен осмотреть электропроводку. Здесь все в порядке?
— Кажется, в порядке. Только здесь больные.
Я увидел на женщине белый халат.
— Это госпиталь? — спросил я.
— Барак для больных. Вас вызывали сюда?
— Меня прислала снизу моя фирма. Надо проверить провода.
Из глубины барака подошел человек в военной форме.
— В чем дело? — спросил он.
Женщина в белом халате объяснила ему. Его лицо показалось мне почему-то знакомым.
— Электричество? — переспросил он. — Лекарство и витамины сейчас были бы куда полезнее.
Он швырнул свою фуражку на стол и вышел.
— Здесь, кажется, все в порядке, — сказал я женщине в белом. — Кто это был?
— Врач, кто же еще?
— У вас много больных?
— Достаточно.
— И многие умирают?
Она посмотрела на меня.
— Зачем вам это?
— Просто так, — ответил я. — Почему здесь ко всем подозрительны?
— Просто так, — ответила она. — Взбрело в голову, вот и все. Эх вы, невинный ангел! У вас есть и родина, и паспорт. А у этих людей нет ни того, ни другого, — она помолчала. — Смертных случаев не было вот уже недели четыре. До этого умирали.
Месяц назад я получил письмо от Елены. Значит, она в лагере.
— Спасибо, — сказал я.
— Не за что, — ответила она горько. — Поблагодарите лучше, бога за то, что ваша мать и отец дали вам родину, которую вы можете любить. Любить и в несчастье, любить и тогда, когда она держит в неволе еще более несчастных и выдает их хищникам, которые принесли несчастье их стране. А теперь, если надо, занимайтесь освещением. Было бы лучше, если бы прибавилось света кое у кого в голове!
— Была уже здесь немецкая военная комиссия? — быстро спросил я.
— Зачем вам это знать?
— Я слышал, что ее ждут здесь.
— И вы этим довольны?
— Нет, просто мне нужно предостеречь.
— Кого? — спросила женщина, насторожившись.
— Елену Бауман.
— От чего предостеречь? — она внимательно посмотрела на меня.
— Вы ее знаете?
— Вовсе нет.
И опять стена недоверия. Только позже я понял, отчего это происходило.
— Я ее муж, — сказал я.
— Вы можете это доказать?
— Нет. У меня другие документы. Может быть, вы поверите, если я скажу, что я не француз.
Я вытащил паспорт покойного Шварца.
— Нацистский паспорт, — сказала женщина. — Так я и думала. Что вам надо?
Терпение у меня лопнуло.
— Увидеться с женой. Она здесь. Она сама написала мне об этом.
— Письмо при вас?
— Нет, я уничтожил его, когда решил бежать. Почему здесь все скрывают?
— Мне тоже хотелось бы знать, — сказала женщина, — и именно от вас.
Вернулся врач.
— Вы все закончили? — обратился он ко мне.
— Нет. Я загляну еще разок завтра утром.
Я снова зашел в столовую. Рыжая стояла с двумя другими женщинами у стола и продавала им белье. Я стал ждать и вновь почувствовал, что счастье уже покинуло меня: надо было немедленно уходить, если только я хотел еще выбраться из лагеря. Часовые у входа могут смениться, и тогда мне придется все объяснять заново.
Елены не было. Рыжеволосая избегала моего взгляда. Она торговалась, затягивая время. Тут подошли еще женщины. За окном прошел офицер. Я оставил столовую.
62 
