В Италии они подписали контракт с текстильным магнатом, отец которого дружил когда-то с Уолтером Харрисом. Граф Эмилио Строцци был не женат, светловолос и хорош собой, владел palazzo на берегу озера и в придачу ко всему имел пылкий темперамент. Его фабрика производила фантастические ткани, вследствие чего он и Доминика быстро пришли к деловому взаимопониманию.
Эмиль, как он просил называть себя, искренне желал, чтобы их взаимопонимание в делах перешло и на сферу личных отношений. Но все три недели, что они жили в Италии, она весело отклоняла его попытки с ней сблизиться. Это нисколько не охладило пыл Эмиля, и он пригласил мать и дочь в свое palazzo, чтобы они познакомились с его матерью и провели выходные с семейством Строцци. Доминика не нашла причины, чтобы отказаться от приглашения на традиционный бал в честь сотой годовщины основания текстильной компании Строцци.
Вот только Доминика не сразу сообразила, что Эмиль – один из самых завидных женихов в Италии и что на другой же день она неминуемо окажется на страницах газет стоящей рука об руку с графом Эмилио, который смотрит на нее недвусмысленным взглядом. Обозреватели светской хроники собрали богатую жатву и поместили еще серию фотографий, на которых Доминика и граф были запечатлены вместе обедающими. Газеты придирчиво допытывались, кто эта неотразимая австралийка, которая вознамерилась похитить сердце одного из самых выдающихся сынов Италии.
Но Доминике удалось уехать домой, так и не поддавшись на ухаживания графа и не разбив его сердце. Она быстро забыла итальянского магната, и ей не пришло в голову, что светские сплетни и фотографии могут достичь берегов ее родной Австралии. Но они достигли.
Наташа первая заставила Доминику встревожиться, поздравив ее с романтическим знакомством и заметив, что итальянский граф выглядит почти так же великолепно, как и Энгус Кейр.
Впрочем, сказав это, она быстро прикусила язык.
Но Доминика только пожала плечами и неопределенно улыбнулась.
– Подожди, пока не увидишь шикарные ткани, которые я закупила у графа Эмилио, Наташа. Когда глядишь на них, просто слюнки текут.
Наташа замялась.
– Энгус звонил – то ли из Перта, то ли из Дарвина, на другой день после твоего отъезда. Он сказал, что не может тебе дозвониться, а автоответчик отключен.
Доминика подняла глаза.
– Прости меня, Наташа… Я оставила ему письмо, но он нашел его, только вернувшись домой.
– Не могу поверить, что между вами все кончено, – призналась Наташа грустно.
– Я сама не могу… – Доминика беспомощно замолчала.
– Значит, итальянский граф тут ни при чем?
Доминика недоуменно заморгала.
– Ты шутишь? – спросила она недоверчиво.
Наташа развела руками.
– Но все выглядит так, слово причина именно в нем.
– Что за ерунда, – пожала плечами Доминика. Наши отцы были знакомы, встречу с ним устроила для меня мама, в противном случае я имела бы дело только с его служащими. Мы несколько раз обедали вместе, и мама все время была с нами, и на балу тоже.
– Когда читаешь газеты, создается другое впечатление.
Доминика с досадой щелкнула языком, но больше ничего не добавила.
Через несколько недель Доминику пригласила в гости супружеская пара, которая провела два года в Америке и отмечала свое возвращение на родину. И муж и жена работали на телевидении Марк Додсон диктором, а его жена Селия, с которой Доминика училась в школе, режиссером. Они вели светский образ жизни и до отъезда в Штаты приобрели широкую известность благодаря вечеринкам, которые обожали устраивать.
Настроение Доминики не очень располагало к веселью, но она искренне любила Селию, да и Додсоны, видимо, были единственными людьми в Сиднее, кто не знал о ее романе с Энгусом. Кроме того, Доминику не покидало ощущение, что она должна сделать что-то, чтобы взять себя в руки и вернуться к прежней жизни. Подавленное настроение начинало отрицательно сказываться на работе, как раз когда требовалось быстро воспользоваться успехом, который принесли ей начинания в области спортивной моды.
Был чудесный воскресный день. Собираясь в гости, Доминика надела блузку цвета слоновой кости с кружевным воротничком и черную юбку в складку с кремовыми розами. Хотя уже наступил январь, середина лета, она решила взять с собой пашмину на случай, если похолодает, а волосы заколола изящной бронзовой заколкой.
Для Селии она наготовила ее любимой сырной соломки, упаковала ее в красную фольгу и перевязала пакет ленточкой. Такую же ленточку она повязала вокруг горлышка бутылки шампанского для Марка.