Последние отзывы

  125  

— Или не ЦРУ, а какой-то непонятный консультант, связанный с ЦРУ, — сказал он.

— Вымысел, — отрезал Рамирес.

— Скажем так: теория заговора Гусмана верна. Если бы ты был членом американского правительства, отвечающего за неприглядные события в Южной Америке в семидесятых, и боялся, что у Рафаэля Веги есть нечто, доказывающее личное участие в заварушке высших чинов правительства… что бы ты сделал?

— Убил бы не задумываясь.

— Это потому, что ты безжалостный ублюдок, Хосе Луис, — заметил Фалькон. — Но ты бы не стал использовать ЦРУ, так? У тебя бы не было на это полномочий. Но должен существовать бывший сотрудник ЦРУ со связями, влиянием и «долгами». Понимаешь, что я хочу сказать про «психа» Крагмэна?.. Нельзя просто проигнорировать его слова, считая Марти сумасшедшим.

— Можно, — сказал Рамирес. — Он слишком неуравновешен для такой работы.

— Но он наш единственный источник информации! — возразил Фалькон. — И что ты скажешь на его последнее заявление, о том, что агентство не хотело смерти Веги, потому что еще не нашло желаемое?

— Хочешь сказать, он выполнял важное секретное задание, но добытые им сведения не были столь опасными, чтобы тянуть за собой убийство Веги? — спросил Рамирес. — Возможно, то, что они искали, заперто в банковском сейфе, на обыск которого мы до сих пор не получили ордер.

— Ты начинаешь верить, Хосе Луис. Напомни об этом судебному следователю Кальдерону, если он сегодня придет на службу.

В приемной зазвонил телефон. Рамирес пошел отвечать, а Фалькон думал о Крагмэне. «Они» — если только не были чистым вымыслом Марти — не могли надеяться, что Марти найдет документы или видеопленку. Это было бы слишком. Им нужны были отчеты о ходе мыслей Веги. Например, готов ли он пойти к Бальтасару Гарсону или обратиться к бельгийской системе правосудия, в Международный уголовный суд и предложить свои услуги в качестве свидетеля?

— Звонят из мэрии Арасены, — перебил его размышления Рамирес. Он стоял, прислоняясь к дверному косяку. — Они передали утвержденный в отделе гражданского строительства проект восстановления разрушенной хибары Монтеса. Работы обошлись в двадцать миллионов песет. Дом целиком перестроен и полностью модернизирован.

Фалькон сообщил новости комиссару Элвире, который отреагировал так, будто давно этого ожидал. Элвира велел заняться обыском дома Крагмэнов. Вернулась Феррера с ключами. Фалькон, Феррера и Рамирес поехали в Санта-Клару.

На первом этаже тихого, пустого дома они все трое натянули резиновые перчатки.

— Я пойду наверх, — сообщил Фалькон. — Присоединяйтесь, когда закончите здесь.

— Что мы ищем? — спросила Феррера.

— Записочку от доктора Киссинджера: «Молодцы. Так держать», — съязвил Рамирес. — Тут уж все станет ясно.

Фалькон поднялся на второй этаж. Дверь в выставочную комнату Мэдди Крагмэн была открыта. Все фотографии сняты со стен, и только один экспонат оставался на тумбе в центре комнаты. Это был коллаж: в центре — увеличенная фотография Веги, стоящего босиком в саду, накрытая листом плексигласа. Прозрачный пластик прижимал призрачные, похожие на остовы осенних листьев, отпечатки человеческих рук. Казалось, все они тянулись к одиноко стоящей фигуре, как будто скованной историей своей жизни, как муха в янтаре. К коллажу была прикреплена карточка, отпечатанная на испанском: «Las Manos Desaparecidas» — «Невидимые руки».

Фалькон прошел в кабинет Мэдди. Феррера потратит целый день, перебирая все снимки, слайды и негативы, просматривая каждый. На стене развешаны снимки в рамках, висевшие раньше в другой комнате. Фалькон прошелся по ним в поисках своей фотографии. Нашел пустую рамку. Он проверил машинку для уничтожения бумаг и угадал свое изображение, нарезанное лентами.

Одну из спален Марти Крагмэн превратил в кабинет. Там стояли письменный стол, ноутбук и чертежная доска. По углам высились рулоны чертежей. Фалькон осмотрел ящики стола. Нашел школьную тетрадь, в ней обнаружилось собрание странных мыслей Крагмэна, записанных от руки.

Скука — враг человечности. Поэтому мы идем убивать.

Палач учится мучить свои жертвы, беря уроки у собственного разума, мучимого насилием властей.

Чувство вины делает нас людьми, но в обществе потребления разум разрушает в нас все человеческое. Только публичное признание вины способно возродить в нас человечность.

  125