51 
— Если проводить аналогии, то происшествие с фотографией показывает, что, прикалывая Инес к доске за горло, ты освобождаешься от ее власти, считаешь, что она в прошлом.
— Это одна из трактовок, — не согласился Фалькон. — Могут быть другие, помрачнее.
— Не зацикливайся на этом. Ты продвигаешься. Не сбавляй скорость.
— Хорошо. Поговорим о чем-нибудь еще. Себастьян Ортега. Что ты как психолог думаешь о его поведении? Почему он сделал то, что сделал?
— Чтобы строить предположения, мне надо знать больше о нем и о деле.
— Моя версия — он пытался воплотить идеал, — сказал Фалькон. — Мечтал, чтобы отец вел себя с ним так, как он пытался вести себя с мальчиком.
— Пока я отказываюсь комментировать ситуацию.
— Я не прошу серьезного профессионального отзыва.
— А я не даю любительских.
— Ладно, тогда что мы обсудим, если не Инес?
— Расскажи мне побольше про следователя Кальдерона.
— Я уж и не знаю, что думаю о нем. Я растерян. Сначала меня привлекали в нем ум и отзывчивость. Затем я узнал про его отношения с Инес. Их я не мог бы с ним обсуждать. Теперь они женятся. Я видел, как его звезда неуклонно восходит, но после слышал от других, что путь ему прокладывает тщеславие…
— Думаю, ты кое-что пропустил.
— Мне так не кажется.
— Кальдерон как-то задел тебя лично?
— Нет, — решительно сказал Фалькон. — Сейчас не стану об этом говорить.
— Даже с психоаналитиком, которого ты посещаешь больше года?
— Нет… пока нет. Я не уверен, — сказал Фалькон. — Это могло быть просто сиюминутное затмение. Не хочется верить, что он замыслил недоброе, — сказал Фалькон. — И уверяю, ко мне это не имеет отношения.
Вскоре прием закончился. Прежде чем проводить Хавьера к выходу, она свернула в кабинет и на ощупь нашла диктофон.
— Я была бы не против поразмышлять о Себастьяне Ортеге, — пояснила она. — Лето, дел у меня немного. Теперь я совсем ослепла и стала бояться открытых пространств. Даже помыслить не могу о возможности лежать на пляже среди сотен людей! Остаюсь в городе, несмотря на жару. Запиши на пленку все, что знаешь, а я послушаю.
Она дала ему диктофон и несколько кассет. Хавьер пожал ее прохладную белую руку. Их отношения никогда не заходили дальше этой формальности. Но в этот раз она притянула его к себе и расцеловала в обе щеки.
— Доброй ночи, Хавьер, — сказала она, спускаясь по лестнице. — И помни, самое важное — ты хороший человек.
Фалькон покинул прохладную приемную и окунулся в плотный уличный зной. Он шел и делал то, что не велела делать Алисия. Сосредоточился на фотографии Инес, приколотой к доске. Забывшись, он перешел дорогу и оказался перед старой табачной фабрикой, потом миновал здание суда, где оставил машину. Пересек проспект Сида и вернулся назад по аллеям Дворца правосудия. Кто-то окликнул его по имени. Звук голоса настиг его, отозвался в груди, словно прикосновение женских рук. Фалькон еще не обернулся, но по стуку каблучков по мостовой понял, что сейчас увидит Инес.
— Поздравляю, — пробормотал он непослушными губами.
Инес казалась озадаченной, когда они обменивались приветственным поцелуем.
— Эстебан вчера мне рассказал, — пояснил Фалькон.
Инес прикрыла рот рукой, глаза встревоженно заморгали.
— Прости, я не подумала, — прошептала она. — Спасибо, Хавьер.
— Я очень рад за тебя, — сказал он. — Ты так поздно идешь с работы?
— Эстебан просил встретиться с ним здесь в половине десятого. Ты его сегодня видел? — спросила она.
— Он перенес нашу встречу на завтра.
— Он обычно выходит с работы в это время. Не знаю, что могло с ним случиться…
— А охранника ты спрашивала?
— Да. Говорит, он уехал в шесть и не возвращался.
— На мобильный пробовала звонить?
— Мобильный выключен. Он теперь все время его отключает. Слишком многие хотят с ним поговорить, — ответила она.
— Может… подбросить тебя куда-нибудь?
Инес оставила охраннику записку, и они сели в машину Фалькона. Проезжая по бульвару Христофора Колумба, решили перекусить в «Эль Каиро».
Уселись в баре, заказали пива и на закуску перцы, фаршированные рыбой. Фалькон спросил о свадьбе. Инес рассеянно отвечала, разглядывая каждого, кто проходил мимо окон. Фалькон пил пиво и бормотал утешительные слова, пока она не повернулась и не вцепилась ему в колено длинными наманикюренными ногтями.
51 
