— Я ищу Жозефа ван де...
Тот не дал ему договорить.
— Я тоже, — злобно буркнул он. — И если найду поверьте мне, ему не поздоровится! Он увел у меня мотороллер, да еще прихватил выручку за целый день. Даже его мать не желает больше его видеть.
— А где она живет?
— На краю поселка, слева, лачуга у самого пустыря. Будьте осторожны, она держит псов, и сама злая как собака...
Пройдя по улице между двумя рядами ветхих домиков, они добрались до пустыря. Малко постучал в дверь последней лачуги. Дверь открылась, и на пороге появилась старуха в черном. Налитые кровью глазки неприветливо смотрели на гостей. За ее спиной злобно урчал огромный пес.
Хорошо одетые посетители явно не понравились хозяйке.
— Если вам нужны бабки, — заявила она, — только попробуйте войти. Спущу собаку!
— Мы ищем вашего сына, — поспешил объяснить Малко. — Мы как раз должны ему некоторую сумму денег...
Глаза старухи тут же повлажнели от слез.
— Денег, — повторила она. — Но мой сын умер... Бедный мой Вальтер...
— Не Вальтер, — поправил Малко, — Жозеф.
Старуха встрепенулась, не веря своим ушам.
— Жозеф! Этот мерзавец, свинья! Вы не дадите ему денег, нет! Он украл все, что у меня было, обобрал до последней нитки. Даже отцовские часы... Если вы что-то ему должны, отдайте мне!
Она уже тянула к Малко руку.
— Но где он?
Старуха пожала плечами.
— Откуда мне знать? За ним всегда охотятся жандармы... То он путается в политику, то украдет что-нибудь. Говорю вам, этот мерзавец плохо кончит. Отдайте мне эти деньги.
Малко достал из кармана пять тысячефранковых банкнот, держа их на почтительном расстоянии от когтей мамаши ван де Путте.
— Я дам вам эти деньги, но мне непременно нужно узнать, где он живет.
— Нигде не живет, — проворчала старуха. — Он бродяга. Адреса у него нет. Шляется по Брюсселю.
— Где?
— Правда не знаю. Он только оставил мне номер телефона.
— Дайте его мне.
— Сперва деньги.
Малко продолжал помахивать банкнотами перед носом старухи. Та была в нерешительности. Но искушение оказалось слишком велико: порывшись в кармане передника, она извлекла оттуда смятый клочок бумаги и прочла вслух:
— Вот: 322-37-65. Знать не знаю, что это. Может, тюрьма...
Воистину любящая мать... Оставив ей банкноты, Малко и журналист поспешили уйти. Метров через сто они наткнулись на телефонную будку. С бьющимся сердцем Малко набрал номер. Трубку сняли быстро. Мужской голос произнес:
— Алло, «Казаи» слушает.
— Мне нужен Жозеф, — сказал Малко. — Жозеф ван де Путте.
После короткого молчания голос холодно сообщил:
— Здесь вы его не найдете. Он мне задолжал больше тысячи франков. Вряд ли этот тип еще здесь объявится. Пока.
Трубку повесили. Малко повернулся к своему спутнику.
— Это бар или ресторан. «Казаи», вам это что-нибудь говорит?
— Конечно, — кивнул журналист. — Это кафе в Шаарбееке, где собираются наемники, которые уже отслужили и которые только завербовались, а также ультраправые гости Брюсселя. Неудивительно, что Жозеф там бывает.
— Едем туда, — сказал Малко.
* * *
За стойкой «Казаи» хозяйничал рыжеусый толстяк в футболке, ему помогала поблекшая, неумело накрашенная женщина в фиолетовой кофте. Немногочисленные посетители обернулись на вошедших, хозяин принужденно улыбнулся им.
— Пива?
— Две «Стеллы», — сказал Малко, — и маленькую информацию. Мы ищем ван де Путте. Это мы вам звонили.
Толстяк машинально наполнил стаканы, бросив на Малко недобрый взгляд. За его спиной висели пожелтевшие фотографии солдат в шлемах на фоне американской саванны.
— Я же вам сказал, ноги его здесь больше не будет. Никчемный он парень, недотепа. Пытался завербоваться в Комору, да кому он там нужен! Хотя стреляет неплохо...
— Где-то же он обретается, — настаивал Малко, похрустывая тысячефранковой банкнотой.
Хозяин даже не взглянул на деньги.
— Да шляется где-то, — буркнул он. — Может быть, бывает у своей матери. Рано или поздно я с ним увижусь, если хотите, оставьте ему записку.
Это было слишком ненадежно. Малко пригубил пиво, чтобы подумать. Вдруг какой-то худощавый усач со свирепым взглядом, слышавший их разговор, шепнул ему на ухо:
— Я знаю, где он частенько бывает, ваш ван де Путте.
Несмотря на отталкивающую внешность мужчины, Малко готов был его расцеловать.
— Где?
Усач протянул руку к тысячефранковой банкноте.