Сами Аравеньян проводил ее глазами, когда она покидала его кабинет, неся перед собой пару грудей, острых, как два снаряда. Ей требовался лифчик из закаленной стали. Как только она перешагнула порог, Аит Ахмед воспользовался этим, чтобы без церемонии положить свою руку ей на ягодицы. Восхищенная этим знаком внимания, девица обернулась с коровьей улыбкой.
Оставшись один, армянин зажег сигару. Он был доволен. Впереди его ждало несколько приятных вечеров. Вопреки тому, что говорили злые языки, он думал не только о деньгах. Его враги утверждали, что иные армяне готовы продать свою мать, чтобы завести дело... Но он, Аравеньян, был другим... Он любил время от времени заняться сексом, хотя и выбрасывал спустя неделю своих девиц на улицу... Он не любил ни к кому привязываться. Но нетленные ценности привлекали его... Такие, например, как слитки золота... Он построил себе на Девятой улице квартала Нью Экстеншен великолепную виллу, с бассейном, защищенную колючей проволокой и стеной из которой торчали осколки бутылок.
Он спокойно, с чувством исполненного долга готовился встретить волну невыносимой летней жары. У него был новенький мощный движок с генератором и полная цистерна мазута. Его соседи станут изнывать от тяжелого смолянистого зноя, а он будет вкушать свой рахат-лукум в приятной прохладе вместе с послушной рабой... В сущности, Хартум был не таким уж плохим местом. Он сколотил здесь огромное состояние и продолжал процветать, раздавая бакшиш кому следует. Он повернулся в своем кресле, чтобы бросить довольный взгляд на огромный сейф в стене позади него. Это был символ его успеха — успеха маленького голодного эмигранта, много лет назад приехавшего в Судан. Он никогда не отказывал в помощи своим соотечественникам, что не мешало ему ежегодно морить голодом часть своей клиентуры, дабы заполучить еще несколько золотых слитков. В прошлом году дело дошло до того, что разбушевавшаяся толпа собралась вокруг его контор, угрожая разнести их в щепки, а его самого линчевать. Это был неприятный инцидент. Он прятался на своей вилле несколько месяцев, подкупил несколько религиозных и политических деятелей, и порядок был восстановлен.
Аит Ахмед, сутулый и худой, как скелет, снова прошмыгнул в его кабинет.
— Там кто-то хочет вас видеть. Ему не была назначена встреча.
Ахмед, всегда ходивший в своей красной феске, сдвинутой набок, и потертой одежде, был его любимым слугой, которому обычно поручались самые темные дела. Он сильно прихрамывал — след от сделки с трудными клиентами, избившими его за продажу им пораженного долгоносиком зерна. Хозяин, по своей доброте, не прогнал его за этот промах, а довольствовался тем, что уменьшил Ахмеду и без того скудное жалованье. Зато патрон, почитаемый «Ара», ценил его и поверял ему некоторые свои грехи и секреты.
— Кто это? — спросил Аравеньян.
— Иностранец. Он говорит, что пришел от Теда Брэди.
Тяжелые веки приподнялись. Тед Брэди был мертв, но «Ара» понял, с кем имеет дело. Это не был простой докучливый посетитель.
— Впусти его, — сказал он, надевая ботинки, — и приготовь нам чай. Подожди-ка, он тебе дал визитную карточку?
Ант Ахмед положил ее на письменный стол.
— Скажи ему, что я буду через пять минут.
«Ара» снял трубку одного из трех своих телефонов и набрал номер, линия связи с которым действовала всегда. Он представился по-арабски, и состоялся короткий разговор. Благодаря именно таким небольшим предосторожностям ему удалось выжить... Он пригладил черную прядь своих жирных волос, сдвинул золотую цепочку на запястье и принял скучающий, полусонный вид.
Он был готов.
Первое служебное помещение в магазине напоминало базарную лавку стоявшими на земле мешками манной крупы, риса, сорго, маленьким хромоногим столиком и жалкими, что-то униженно просящими посетителями... Впрочем, вход в «Самарканд» под облезлыми аркадами Эль-Гамхурия был такой же, как у соседних магазинов. Но во втором помещении стены были обшиты деревом, работал кондиционер и гостей встречал почти чистый «приказчик». Третье помещение было просторно и пусто, напоминая собой шлюз, который изолировал хозяина от его рабов.
Малко пересек его, следуя за хромым сутулым субъектом, и оказался в святая святых. Это была длинная комната, отделанная панелями светлого дерева, с большим, покрытым пылью столом для совещаний и двенадцатью стульями. Все это было совершенно не нужно, ибо Сами Аравеньян совещался только сам с собой: его брата уже давно распотрошили нигерийцы, которым он дорого продал партию пустых ящиков. Мир его скорбной душе! Африка была полна этих хищных авантюристов, которые либо сколачивали состояния, либо кончали жизнь под ударами африканского тесака...