29 
Подойдя к «Пагидасу», он сел в одну из малолитражек, стоявших перед гостиницей, и назвал адрес Кудерка. Теперь, когда у них был пропуск, больше нечего было терять время.
Днем квартал казался еще более унылым, а лачуга Кудерка — шалашом пионера. Он постучал в дверь и, не получив ответа, толкнул ее и замер на пороге.
Мишель Кудерк лежал лицом вниз, рубашка забрызгана кровью и разодрана. В комнате царил неописуемый беспорядок.
Малко стал на колени и перевернул тело. Кудерк застонал. Его лицо было покрыто коркой спекшейся крови. Правая надбровная дуга рассечена, ручеек крови стекает до шеи, нос расплющенный и повсюду кровоподтеки. Через рубашку Малко заметил здоровенные синяки.
Кое-как он поставил Кудерка на ноги. Тот пошатывался, бормоча бессвязные слова. Малко усадил его, открыл шкаф, откуда вынул бутылку японского коньяка, и заставил его выпить. Затем подобрал очки и нацепил их несчастному.
Кудерк поперхнулся, сплюнул и открыл левый глаз.
— Я не еду, — четко произнес он. — Убирайтесь.
И он закрыл свой здоровый глаз. Только этого не хватало!
— В чем дело? — спросил Малко. — Кто это сделал?
Не открывая глаз, Кудерк слабо сказал:
— Два негра. Приятели Ари. Двумя итальянскими башмаками с острыми носками. Они били меня целый час. Они поклялись меня убить, если я увижусь с вами еще раз. Поэтому убирайтесь. Жизнь отвратительна, но я не хочу умирать.
Малко стал терпеливо увещевать Кудерка. Но чем больше он говорил, тем больше тот упрямился. Каждые две минуты он изрыгал «убирайтесь» и впадал в апатию.
— Итак, вы предпочитаете остаться с неграми, — сказал Малко. — Они с вами так хорошо обращаются! Кудерк привстал, как глыба ненависти, и прохрипел:
— Макаки, меня от них блевать тянет. Я отомщу, я отомщу за себя. Подождите.
— Я ничего не стану ждать, — сказал Малко. — Вы мне нужны. Или вы едете со мной, или вам конец.
— Если грек узнает, что я еду, он меня убьет.
— Он ничего не узнает. Завтра утром мы отправляемся, и ноги нашей больше не будет в Бужумбуре. Кудерк ухмыльнулся:
— Как вы собираетесь это сделать? Так просто, без виз, мы не пересечем Африку.
— За мной прилетит самолет, — сказал Малко. — У вас будет паспорт. И достаточно денег, чтобы вернуться в Европу.
Потрясенный, Кудерк посмотрел на него. Он чувствовал, что Малко говорил правду.
— Вы уверены, что это так?
— Уверен. Вы думаете, что мне хочется попасть в руки нашего друга Аристота?
Кудерк выплюнул осколки зубов.
— Хорошо. Встреча завтра утром, здесь. Тем временем я получу машину. Но если вы меня обманули, то пожалеете об этом. Потому что без меня вы никогда не выйдете из леса. Сдохнем оба.
На этих ободряющих словах Малко попрощался. Такси ждало его на углу улицы, как всегда. Оно доставило его в гостиницу.
Комиссар Никоро быстро прошел перед закрытыми дверями одиночных камер в подвале службы безопасности и остановился перед последней. Ключ от нее был только у него. Он вставил в нее замок, похищенный на одной из вилл, покинутых бельгийцами.
По пятам за ним бесшумно следовали Бакари и М'Поло.
Комнату освещала голая лампочка. На первый взгляд, он была пуста. Но в одном из углов находилось что-то, похожее на пакет старого тряпья. Нужно было обладать особой проницательностью, чтобы разглядеть там человека. Какого-то негра, лицо и тело которого, подвергнутые чудовищным пыткам, представляли собой лишь кучу мяса.
— Он заговорил? — спросил Никоро.
Бакари покачал головой.
— Нет.
Комиссар задумчиво посмотрел на тело и одернул свою тунику, чтобы расправить складку.
— Попробуйте еще.
Оба полицейских смущенно посмотрели друг на друга. За таким занятием они рисковали запачкать свои красивые костюмы. Как правило, на допросы они ходили в старых джинсах и грязных рубашках. Но приказы начальства не обсуждают. Даже если они несправедливы. А ведь они сделали все, что было в человеческих силах, чтобы заставить заговорить этого типа, с тех пор, как они окликнули его у входа в «Круа-дю-Сюд».
Его такси-малолитражку уже перепродали. Покупатель не задавал вопросов. Да и кому интересно знать о каком-то шоферишке такси, который немного приторговывал на стороне? Его семья находилась в джунглях и никогда больше не услышит о нем.
Раздосадованный, Бакари пнул заключенного ногой в бок. Тот едва пошевелился.
Никоро сказал:
— Па этот раз я хочу, чтобы он заговорил. А потом tara.[6]
29 
