Малко чувствовал нарастающее беспокойство. Его провожатый до сих пор не задал ему ни одного вопроса по поводу предстоящей встречи. Это было дурным предзнаменованием.
– Далеко еще? – спросил он.
Мендоза улыбнулся, обнажив зубы, от которых упал бы в обморок самый закаленный дантист. Его дыхание могло бы запросто убить навозную муху на расстоянии десяти метров.
– Ты куда-то спешишь, гринго?
Вот это уже звучало невежливо: «гринго» было презрительным словом, которым в Южной Америке называли белых.
– Нет, но от вас воняет, – спокойно ответил Малко. – Мне уже не терпится выйти на свежий воздух.
Мендоза побледнел от злости, сунул руку под сиденье и вытащил длинноствольный «люгер».
– Ты бы лучше помолчал, гринго. Не то подохнешь раньше времени.
«Бентли» резко свернул влево и запрыгал на ухабах: они свернули на грунтовую дорогу. Вскоре женщина остановила машину, обошла ее и открыла дверцу со стороны Мендозы, стараясь держаться в стороне.
– Опусти свое стекло, гринго, и посмотри, что за ним.
Малко подчинился и увидел, что машина стоит у крутого обрыва, усыпанного мусором и гнильем. В нескольких сотнях метров внизу виднелись яркие полосы фар автомобилей, ехавших по шоссе Ла Гиара-Каракас. Небо было светлым от городских огней, и австриец увидел в нем множество больших птиц.
«Грифы», – подумал Малко.
Несколько стервятников сидели на краю обрыва и рылись в отвратительных отбросах.
Малко невольно поежился.
– Видел? – спросила незнакомка. – Мы на городской свалке. Здесь живут сотни оборванцев, и ни один из них не любит полицию. Стоит мне пообещать им десять реалов, и они разрежут тебя на куски да еще спасибо скажут. Так что на помощь не надейся. Я задам тебе несколько вопросов. Если откажешься отвечать, пеняй на себя.
Малко отчаянно пытался сообразить, где он допустил ошибку, и теперь проклинал себя за свою беспечность: в Латинской Америке трудно что-либо долго скрывать...
– Кто вы? – спросил он.
– Я Эсперенца.
Она сняла темные очки и платок, а затем наклонилась к машине. Малко сразу узнал девушку, открывшую ему дверь в доме номер 318 по проспекту Франциско Миранды. Сейчас ее карие глаза смотрели на австрийца без тени прежней доброжелательности.
– Кто ты такой? – спросила она. – И как сюда попал? Только не вздумай врать!
Малко старался забыть об упирающемся ему в бок «люгере» и пытался не выдать своего волнения.
– Меня зовут Янош Плана. Я из Чехословакии. Две недели назад приехал на Кубу, чтобы помочь в уборке урожая, а заодно и подучить испанский. Мой отец воевал в Испании, в интернациональных бригадах. Он-то и начал учить меня этому языку.
– Чем ты занимался в Чехословакии?
– Работал поваром. Но мне хотелось посмотреть на мир и хоть чем-нибудь помочь Кубе. Поэтому я записался добровольцем на уборку сахарного тростника. В Гаване со мной связались люди, которые спросили, готов ли я на риск.
– Почему ты согласился?
Малко улыбнулся.
– Уборка тростника – скучноватое дело... Семьи у меня нет, а рисковать я люблю.
Он замолчал, и с минуту был слышен только шум проезжавших внизу машин. Малко понимал, что здесь они могут его совершенно безнаказанно застрелить, и никто ничего не узнает. Тошнотворный запах свалки напоминал дыхание смерти...
– Почему ты приехал один?
Малко рассказал о «Маракае» и о том, как утонул его напарник.
Эсперенца внимательно слушала, подперев подбородок рукой и не сводя с Малко темных глаз.
– Как звали твоего, напарника?
– Карлос. Я знаю только его имя. Больше нам ничего не сказали: очевидно, из осторожности.
Последовала еще одна долгая пауза.
– Вы должны были привезти нам кое-какие вещи, – заметила Эсперенца. – Где они?
– На дне моря. Все находилось в лодке. Я уже говорил, что сам еле спасся.
– В каком месте вы выбрались на берег?
Малко рассказал обо всем, стараясь вспомнить мельчайшие подробности своего спасения, и почувствовал, что Эсперенца колеблется.
– Какие инструкции вы получили?
– Я – никаких. Все знал Карлос. Он должен был ввести меня в курс дела, но успел сообщить только адрес и пароль.
– Оружие у вас есть?
– Мой пистолет остался в чемодане.
Мендоза злобно ухмыльнулся, вытащил из-под сиденья пистолет Малко и протянул его девушке. Она внимательно осмотрела оружие, вынула обойму, оттянула затвор и, не увидев ни номера, ни клейма, спросила: