Один Элиас Маврос мог вызволить ее из этого отчаянного положения. Арест она объясняла только своим посещением американского агента в доме Селима Хана. Конечно, она совершила неосторожный поступок, но другого выхода у нее не было.
* * *
Малко сковали руки за спиной наручниками. Затылок разламывался от боли. Его швырнули в пустую камеру, где пол был утыкан острыми, больно давящими каменьями, так что ему пришлось сидеть на корточках, забившись в угол, как затравленный зверь. Камера, естественно, не отоплялась, и он щелкал зубами от холода. Когда сознание, после случившегося в доме Селима Хана, вернулось к нему, он обнаружил, что мчится в машине по кабульским улицам.
Почему Селим Хан предал его?
Ведь таким образом афганец лишался вознаграждения за измену. Разве что с самого начала вел двойную игру. Ему вспомнился вдруг пистолет Макарова – отягчающая улика против него, – подобранный им подле трупа хадовца в "Интерконтинентале". Откуда ЦРУ узнает о его аресте? Да и обмен заложниками – дело долгое. Что от него останется за это время?
В скважине загремел ключ, и в камеру вошли двое плотных мужчин в штатском. Они рывком поставили его на ноги и, не говоря ни слова, принялись избивать его кулаками и пинать. Как только он падал, его вновь поднимали и продолжали избиение. Били без брани, без выкриков, без присловий – бесчувственные машины! Поначалу Малко пытался уклоняться от ударов, потом перестал сопротивляться и только кряхтел и болезненно вскрикивал. Один из них начал бить его ногами в живот, и он лишился чувств. Очнулся он от холодной воды, которой его окатили из ведра. Его снова поставили на ноги и потащили вдоль коридора, по обе стороны которого находились двери одиночных камер.
Его мучители втолкнули его в тесную каморку с забранным решеткой оконцем и привязали к деревянному стулу. За письменным столом сидел молодой человек с узким, как клин, лицом и голубыми глазами, часто встречающимися у афганцев. На нем был мундир с красными отворотами и галстуком, какой носят высокие военные чины. Офицер производил впечатление человека весьма воспитанного. Он обратился к Малко на превосходном английском языке:
– Господин Линге, нам известно о вас решительно все. Наши службы располагают всеми необходимыми сведениями. Вы повинны в убийстве двух агентов ХАДа, выполнявших порученное им задание, и подлежите смертной казни. Я прошу вас помочь следствию, что могло бы облегчить вашу судьбу. Может быть, вам удастся таким образом заслужить снисхождение военного суда, перед которым вы предстанете.
Один глаз у Малко заплыл так, что превратился в щелку, нос был разбит и нестерпимо болела грудь, так что говорить он мог с трудом.
– Я уже познакомился с вашими методами и на сей счет не обманываюсь. Можете меня казнить или пытать, на ваше усмотрение.
Офицер холодно улыбнулся.
– Хватает же вам, однако, наглости, господин Линге!.. Нанесшие вам побои люди всего лишь слегка поквитались с вами за смерть своих товарищей... Мне нужно знать лишь одно: зачем вы прибыли в Кабул?
– Для оценки положения... на фронтах.
– Вы должны были с кем-то встретиться?
– Нет.
Кулак офицера с треском обрушился на стол.
– Вы лжете, господин Линге! – завопил он. – Вы прибыли сюда не за этим. Вас укрыл в своем доме маршал Селим Хан. Что вас связывает с ним?
– Ничего. У нас завязались с ним приятельские отношения. Он считает меня журналистом и согласился дать мне приют из гостеприимства.
– Ложь! – вновь вскричал офицер. – Маршал сообщил нам, что вы предложили ему стать изменником за большие деньги и что он отверг ваше предложение. Он удерживал вас в своем доме для допроса.
– Это неверно.
Зазвонил телефон, прервав поток брани, изрыгаемой афганским офицером. Он снял трубку, обменялся несколькими словами с незримым собеседником и с недоброй ухмылкой положил трубку.
– В скором времени вы удостоитесь высокой чести, господин Линге. Полковник Дост Тафик пожелал лично снять с вас допрос. Никто еще не мог устоять перед ним. Будет благоразумнее, если вы измените ваше поведение, иначе у вас останутся от Кабула неприятные воспоминания.
Он отдал приказание двум охранникам, которые схватили Малко и выволокли из кабинета. Они непрерывно осыпали его ударами все время, пока вели обратно в камеру. Едва он очутился там, как дверь вновь отворилась и вошел грузный афганец с висячими усами. Он наклонился к Малко, ударил его кулаком по лицу и промолвил по-английски: