Скучно не было
49 
Комиссар долго размышлял над тем, что сейчас прочел. Мысль, что корчага, плошка с деньгами и собака могли иметь отношение к погребальным ритуалам ему ни в жизнь не пришла бы в голову. И, скорей всего, это была ошибка, наверняка расследование следовало начинать именно с этого. На него напала безудержная жажда деятельности. Он зашел в дом, выдернул шнур телефона из розетки, взял в руки аппарат.
– Что ты делаешь? – спросила Анна, которая смотрела фильм о гангстерах.
– Иду в спальню звонить, здесь я тебе буду мешать.
Набрал номер «Свободного канала», спросил своего друга Николо Дзито.
– Монтальба, давай скорее, через несколько секунд выхожу в эфир.
– Ты его знаешь, такого Маравентано, который написал…
– Альчиде? Да, знаю. Чего тебе от него надо?
– Поговорить с ним. Есть у тебя номер телефона?
– У него нет телефона. Ты сейчас дома? Я тебе его разыщу и потом дам знать.
– Мне нужно поговорить с ним до завтра.
– Через час самое большее я тебе перезвоню и скажу, что тебе делать.
Монтальбано потушил свет на тумбочке, в темноте ему лучше думалось над идеей, которая ему пришла в голову. Он представил пещеру такой, как она ему увиделась, когда он только вошел. Потом вычел из картины два трупа. Оставались: ковер, плошка, корчага и собака из терракоты. Если соединить линией три последних предмета, выходил правильный треугольник, но перевернутый, вершиной обращенный ко входу. В центре треугольника находились два тела. Был в этом какой-то смысл? Может, следовало принять во внимание ориентацию треугольника?
За размышлениями, отступлениями от темы, фантазиями он сам не заметил, как заснул. Спустя какое-то время, он не мог понять, какое именно, его разбудил телефонный звонок. Он ответил заплетающимся языком.
– Ты задремал?
– Да, забылся.
– А я-то наоборот из кожи вон лезу для тебя. Словом, Альчиде тебя ждет завтра после обеда в полшестого. Он живет в Галлотте.
Галлотта был городок в нескольких километрах от Монтелузы, – несколько крестьянских домов, – когда-то известный своей недосягаемостью в зимнее время, когда дождь лил ливмя.
– Давай мне адрес.
– Да какой там еще адрес! Как едешь из Монтелузы, первый дом слева. Большая вилла, совсем развалилась, какого-нибудь режиссера ужастиков привела бы в восторг. Невозможно ошибиться.
Он опять провалился в сон, как только положил трубку. Проснулся внезапно, оттого что что-то копошилось у него на груди. Оказалось, Анна, о которой он совсем забыл, Лежа рядом с ним на кровати, она расстегивала на нем рубашку. К каждому участку тела, который она обнажала, надолго прижималась губами. Дойдя до пупка, девушка приподняла голову, сунула руку под рубашку, чтоб погладить грудь, и припала губами к губам Монтальбано. Поскольку он не отвечал на ее страстный поцелуй, Анна переместила вниз ту руку, что раньше лежала у него на груди. И там тоже погладила.
Монтальбано решился заговорить:
– Видишь, Анна? Дело дохлое. Ничего не получается.
Одним рывком Анна вскочила с кровати, заперлась в ванной. Монтальбано не шелохнулся, даже когда услышал ее рыдания, детские слезы, вроде как у маленькой девочки, которой отказались купить лакомство или игрушку. Он увидел ее совершенно одетую в свете, падавшем из двери ванной, которая осталась открытой.
– У дикого зверя и то больше сердца, чем у тебя, – сказала она и ушла.
У Монтальбано прошел сон, в четыре часа утра он был еще на ногах и раскладывал пасьянс, хотя не было никакой надежды, что тот выйдет.
Он приехал в управление угрюмый, смутный, история с Анной его тяготила, его грызла совесть, что он обошелся с ней так. Вдобавок наутро у него зародилось сомнение: а если б вдруг на месте Анны оказалась Ингрид, была ли гарантия, что он поступил бы точно так же?
– Мне с тобой нужно срочно поговорить. – Мими Ауджелло стоял в дверях, вид у него был порядком взбудораженный.
– Чего тебе?
– Хочу тебя информировать о ходе расследования.
– Какого расследования?
– Ладно, я понял, зайду позже.
– Нет, сейчас ты остаешься здесь и мне рассказываешь, о каком, черт побери, расследовании идет речь.
– Как это?! О торговле оружием!
– И, по-твоему, я поручил тебе им заниматься?
– По-моему? Ты же мне о нем говорил, помнишь? Я думал, это подразумевается.
– Тут, Мими, подразумевается только одно, а именно, что ты просто сукин сын – твоя мать, само собой, тут ни при чем.
49 
