– А ведь мне вы ничего не сказали...
– Просто не хотел вас в это ввязывать. Вам это ни к чему, – серьезно ответил Малко. – Кстати, один из убитых был в «Фоэниции».
Шейх прищелкнул языком и обратился к черным стражам:
– Вынесите трупы!
Неожиданно вмешался Грин:
– А где же девка?
– Она сбежала. – Малко объяснил, что произошло.
– Мы ее отыщем! – ощерился Абу Чаржах. – Никуда не денется...
– А из-за этих двоих, – кивнул на трупы Малко, – у вас не будет неприятностей?
– Сообщу эмиру, – пожал плечами шейх, – дело будет замято, словно ничего и не было.
Эмир правил страной из своего дворца, находящегося в двадцати километрах от Кувейта. Все решения принимались в строжайшей тайне на семейном совете.
– Так ведь это палестинцы! – настаивал князь.
Улыбка шейха стала откровенно злобной.
– Ничего, это им полезно!.. А то слишком распустились. Забыли, что не у себя дома...
Малко подошел к врачу, который занимался Аминой. Медицинской лопаточкой он выскребал из влагалища молодой женщины коричневую массу.
– Что это? – спросил Малко.
– Соль. – Лицо доктора искривилось от боли и отвращения. – Видите ли, в местных эмиратах существует вековой обычай, когда женщины после родов кладут себе во влагалище немного соли, чтобы мускулы скорей сократились и муж получал больше удовольствия. Эти мерзавцы вообще взрезали несчастной влагалище и до отказа набили его солью. Как она смогла выдержать такую страшную боль, не представляю!
Малко и Грин содрогнулись от этого рассказа. Палачи, зная, что девушка все равно ничего не может рассказать, мучили ее ради садистского удовольствия. А бедняжка и понятия не имела, чего от нее хотят и за что терзают. Золотистые глаза князя приняли зеленоватый оттенок. Перед ним вдруг возникла надменная физиономия Винни Заки. Сюда бы ее привести! Он повернулся к шейху:
– Простите, у вас не будет предлога повидать госпожу Заки? Мне бы очень хотелось, чтобы она посмотрела, в каком состоянии находится Амина.
Шейх удовлетворенно улыбнулся:
– Нет ничего легче!
* * *
Винни Заки вошла в комнату с такой злобой на лице и ненавистью в глазах, что если бы они могли убивать, Малко превратился бы в пыль. Перед тем она резко отчитала шейха при йеменцах, и теперь они готовы были ее придушить. Амина, которой влили изрядную дозу морфия, лежала без сознания. Возле постели стояла тарелка, полная коричневатой, пропитанной кровью соли.
– Объясните мне, пожалуйста, – начал князь, – во имя каких идеалов ваши друзья пытали и мучили эту глухонемую девушку, которая не могла бы даже вымолить себе прощения по причине своей болезни?
Винни сжала побелевшие губы:
– А что вы сотворили с бедной Фавзией? Она прибежала ко мне сама не своя! Я буду жаловаться эмиру и просить его о вашем изгнании из страны!
– Можете жаловаться хоть в ООН! Там будут ужасно рады узнать об этой омерзительной истории с солью. Кстати, я попрошу доктора дать кое-какие пояснения.
Врач холодно и обстоятельно, с употреблением точных терминов изложил суть дела. Винни не отрывала глаз от прикрытых марлей бедер танцовщицы. Черты лица прекрасной датчанки были по-прежнему жестки, однако во взгляде читалась растерянность. Дослушав до конца, она бесстрастно обронила:
– Пытки наверняка имели причину. Нельзя ни о чем судить, не выслушав другую сторону.
Это было уже просто бравадой, потому что, когда князь прямо посмотрел женщине в глаза, она тут же отвела их в сторону. Малко почувствовал, что в настроениях Винни произошла какая-то перемена.
– Ну что ж, – сказал он, – вы можете идти. Надеюсь, ваша служанка скоро придет в себя...
Винни очень живо возразила:
– Но зачем вы вообще заставили меня прийти? Я думала...
И тут Малко решил идти ва-банк. Будь что будет! Может, именно сейчас настала минута использовать происшедший в ней психологический перелом. Он глубоко вздохнул:
– Скажите, пожалуйста, очень вас прошу, кто собирался совершить покушение на Генри Киссинджера?.. Мне почему-то кажется, что вы в курсе дела...
Винни Заки на мгновение застыла, губы ее дрогнули, и что-то беспомощное мелькнуло во взгляде.
– Но вы – сумасшедший! Я совершенно не понимаю, что вы от меня хотите...
Грудь женщины глубоко вздымалась, и чувствовалось, что она прилагает большие усилия для того, чтобы себя контролировать. В конце концов она сумела взять себя в руки.