— Имел рабочую встречу неподалеку, золотце мое! — шепнул он ей на ушко.
Майор Кирсанов считался одним из лучших офицеров и работал с полудюжиной «источников». Лариса высвободилась и посмотрела на него с двусмысленной улыбочкой.
— Все в порядке? Ты не просил прикрытия?
Разговор соскальзывал на опасную почву. Григорий вновь привлек к себе Ларису за талию.
— Полный порядок. А у тебя? Ты-то что здесь делаешь? Свидание с кем-нибудь из твоих обожателей?
Почти все сотрудники посольства хотя бы раз слышали сетования Ларисы на мужскую несостоятельность ее супруга. Надо, впрочем, признать, что со своими рачьими глазами, лошадиной челюстью и густыми черными бровями он мало походил на Дон-Жуана. Он был неизменно облачен в заношенный до блеска саржевый костюм, а обороты своей речи черпал в старом партийном уставе. К тому же сделавший свою карьеру с помощью сомнительных махинаций, Анатолий Петров пил горькую.
Стоило ему залить за воротник, как преисполнившись мстительных чувств, он начинал что-то вынюхивать в разных кабинетах, чтобы настрочить донос на одного из своих многочисленных недругов. Из-за одного такого доноса даже самого лучшего офицера могли в двадцать четыре часа выслать из страны и навсегда отстранить от работы за границей. За этим в лучшем случае следовал перевод во Второй отдел, и офицера навсегда отправляли в Иркутск или Ленинград, где ему надлежало выслеживать внутренних врагов советского строя: пьяниц, хулиганов и так называемых реформаторов.
Дабы вознаградить себя за неудовлетворенность, Лариса Петрова без конца заводила шашни с сотрудниками посольства. Эти бесконечные измены, естественно, доводили Анатолия Петрова до белого каления. К Григорию Кирсанову, известному сердцееду, он питал столь же сильную, сколь и необоснованную до последнего времени неприязнь.
Лариса рассмеялась грудным смехом:
— Дурачок! Бегала по распродажам, чтобы сэкономить хоть несколько рублей!
Большая часть магазинчиков готового платья находилась на Калье Серрано. Григорий показал на пустые руки Ларисы.
— Что же, так ничего и не купила?
— Одно платьице, да и то дороговато: всю сумму сразу не могла уплатить, придется доплачивать. Мне нужен богатый любовник. Может, у тебя есть кто-нибудь на примете для меня?
Улыбка Григория стала еще шире. Главное — не отпустить Ларису!
— Я не богат, Лариса Степановна, но водкой угостить могу. Временем располагаешь?
— Времени хоть завались! Анатолий утром улетел в Рим на какую-то встречу. Куда едем?
— Тут недалеко, местечко приятное и укромное. Ты на машине?
— На такси приехала.
Мадрид просто кишел таксомоторами с красной полосой через дверцу. Возили за смехотворную плату.
— А как же супруга? — насмешливо осведомилась она. — Сцену не закатит?
— Она в Москве, сама, что ли, не знаешь? Ее матери недавно вырезали опухоль.
Еще в ту пору, когда он ходил в звании лейтенанта, слушателя Школы внешней разведки КГБ в Юрлове. Григорий женился на музыкантше Анне, кроткой неприметной девушке с голубыми фарфоровыми глазами и мальчишеским телом. Близость между ними случалась теперь все реже и реже. Поскольку Анна совершенно не переносила Мадрид, ее отлучки в Москву становились все продолжительнее, и Григории ждал того дня, когда она объявит ему о своем намерении развестись.
Он галантно распахнул перед Ларисой дверцу «мазды».
Молодая женщина завистливым взглядом обвела сияющий новизной салон автомобиля.
— Это обошлось тебе по меньшей мере в десять тысяч рублей! Как ты выкручиваешься со своим грошовым жалованьем?
— Я — хороший коммунист! — рассмеялся Григорий.
До сих пор это утверждение было чистой правдой. Сын партийца-офицера, Григорий кончил школу с отличным аттестатом, четыре года учил испанский и английский в институте иностранных языков, работал переводчиком в международном отделе, потом перешел в Советский Комитет Защиты Мира, одну из епархий КГБ.
В 1966 году его заметили в ГРУ, где он прослужил два года, а в 1968 году КГБ проведал от своих «ловцов душ» о существовании этого блестящего и безупречного сотрудника. С того дня к послужному списку одного из самых молодых майоров Седьмого отдела приобщались лишь похвальные отзывы.
Григорий тронул машину и осторожно влился в густой поток транспорта на Калье Серрано.
Лариса откинулась на спинку так, что высоко обнажились ее полные мелочно-белые ноги. Хотя она немилосердно красилась, было в ней некое обаяние чувственной самки, действовавшее на Григория. Их глаза встретились, и он понял, что делать дальше. Положив ей ладонь на голое колено, он промолвил бархатным голосом: