Мулатка, собственно, не танцевала, а мерно раскачивалась, стоя на месте. Ее острые тяжелые груди буквально ввинчивались в тело Малко. Так же вели себя все пары, двигавшиеся вокруг них. Иногда по ее телу пробегала быстрая нервная судорога. Малко не надо было насиловать себя, чтобы захотеть ее. Отложив месть на время. Они больше не говорили о случае в ресторане. И о Хельмуте Ламбрехте тоже.
Музыка грохотала оглушительно, духота была почти нестерпимой.
– Это заведение работает допоздна? – спросил Малко.
– До пяти утра, – прошептала Фуския. – Те, кто сюда приходит, жуют травку, чтобы взбодриться.
Вот почему у большинства людей тут застывший взгляд, как у наркоманов.
Внезапно Малко затошнило от этого бала в тропиках. Он отстранился и взяв Фускию под руку.
– Пошли.
Она покорно последовала за ним. Не говоря ни слова, они пересекли дансинг, растолкали шлюх, сгрудившихся у входа, и оказались в саду. Малко направился прямо к бару.
– Куда вы меня ведете? – забеспокоилась Фуския.
– Увидите.
Они прошли через сад, потом мимо бара. Малко все так же крепко держал Фускию за руку.
Холл гостиницы был пуст, только одинокий шпик сладко дремал в кресле. Забирая свой ключ, Малко удостоверился, что ключ Хельмута Ламбрехта на месте. Фуския ждала в стороне. Когда Малко подошел к ней, женщина неуверенно проговорила:
– Я должна с вами проститься...
Он взял ее под руку, увлекая к лифту.
– Да нет же, – игриво сказал он. – Поскольку Хельмут Ламбрехт еще не вернулся, мы подождем его в моем номере...
В больших карих глазах Фускии промелькнул панический страх. Она попробовала освободиться, но Малко держал ее крепко.
– Я не могу подняться с вами, – в отчаянии прошептала она. – Это запрещено. Милиция...
Большой портрет Сиада Барре с усами и в мундире, висевший над лифтами, казалось, с иронией наблюдал за ними. Одна кабина была открыта. Малко не слишком нежно подтолкнул туда Фускию. Оттолкнувшись от стенки лифта, она попыталась выйти.
– Оставьте меня...
Двери закрылись, и Малко нажал на кнопку пятого этажа. Отпустив ее, он обхватил Фускию за бедра, грубо прижал к стенке и впился в ее рот поцелуем. Сначала губы Фускии оставались сжатыми, потом приоткрылись, язык обвился вокруг языка Малко, поясница заколыхалась в ритме, не оставлявшем никаких сомнений насчет того, какие чувства она испытывает или делает вид, что испытывает. Она втянула живот, дыхание стало частым, прерывистым.
К аромату ее духов прибавился специфический пряный запах.
Лифт остановился, слегка вздрогнув, и дверь открылась.
Фуския резко оттолкнула Малко, снова порываясь выйти, хотя, судя по всему, была вполне готова пожертвовать своим целомудрием. В полумраке коридора просматривался силуэт одной из дежурных по этажу, которые сидели там день и ночь. Больше для того, чтобы шпионить, чем для обслуживания гостей.
– Выйдем, – с придыханием шепнула Фуския.
Но у Малко было другое мнение на этот счет. Увидев его лицо, Фуския коротко вскрикнула. Она вдруг испугалась.
– В чем дело? – нервно пробормотала она. – Дайте мне выйти.
Малко молча, с непроницаемым выражением грубо развернул ее лицом к полированной алюминиевой стенке кабины, придерживая правой рукой за затылок, задрал сзади синий шелк, зацепил подол платья за золотой пояс, оголив ягодицы, похожие на две огромные коричневые маслины, и длинные точеные ноги.
Фуския дернулась, пытаясь повернуться, но Малко держал ее крепко. Левой рукой он освободился от брюк. Мимолетно подумал: «У женщины только один способ вознаградить мужчину». У него тоже был только один способ наказать ее.
Когда его член коснулся бархатистой кожи на пояснице, Фуския стала яростно сопротивляться. Браслеты звонко застучали по металлической стене, словно аккомпанируя ее умоляющему:
– Нет! Нет...
Малко чуть не пожалел ее, но в памяти вновь мелькнуло тусклое лезвие, направленное ему в живот. Тогда одним рывком, всем телом, упершись на долю секунды в закрытый сфинктер, он совершил то, о чем, вероятно, мечтали все любовники этой женщины. Его проникновение сопровождалось пронзительным воплем.
Малко увидел как во сне капли пота, выступившие на затылке Фускии, там, где его не скрывали густые волосы. Мулатка попыталась вырваться, но это движение позволило ему еще глубже войти в нее. Она забилась, застонала, задыхаясь.
Малко вышел из нее, от возбуждения кровь стучала у него в висках. Все это время дверь лифта оставалась открытой. Он уже не помнил себя. И желание отомстить теперь было не главным.