Последние отзывы

  83  

Прошло немного времени, и до нее дошли сообщения о моих карточных долгах:

«Азартная карточная игра, несомненно, одно из самых опасных развлечений. Она привлекает дурное общество и вызывает кривотолки… Позволь мне просить тебя, моя любимая дочь, не давать ходу этой страсти. Позволь мне также просить тебя совсем отказаться от этой привычки. Если я узнаю, что ты пренебрегла этим советом, мне придется обратиться за помощью к королю, дабы уберечь тебя от еще большего несчастья. Я знаю слишком хорошо, какие могут быть последствия. Ты потеряешь уважение не только у народа Франции, но также и за границей, что причинит мне глубокую боль, поскольку я тебя столь сильно люблю».

Мне хотелось порадовать ее, и я попыталась на какое-то время изменить свое поведение, но вскоре вернулась к старому. Когда Мерси укорял меня, я отвечала:

— Не думаю, что матушка может представлять себе трудности жизни здесь.

Я думаю, что он представлял их, находясь со мной рядом, как и аббат Вермон. Возможно, поэтому они были менее суровы при осуждении моих безрассудных поступков.

Трианон вселял в меня восторг. Я заново разбивала парк с помощью принца де Линя, который создал для себя один из живописнейших парков во Франции в Бель-Ой. В то время была мода на все английское. Французы старались, подражая англичанам, носить длинные, плотно прилегающие камзолы, толстые чулки и старые шляпы — разумеется, не при дворе, где они выступали великолепно одетыми. Мы встречали их на улицах Парижа. На лавках висели вывески:

«Здесь говорят по-английски», продавцы лимонада теперь продавали пунш, а излюбленным напитком стал чай. Артуа ввел во Франции скачки, и я часто ездила с ним на бега. Это был еще один повод для азартной игры. Поэтому у меня в Трианоне должен быть, разумеется, английский сад. Я планировала построить небольшой храм в парке, внутри которого хотела поместить изящную статую бога любви Эроса скульптора Вушардона. Я остановилась на коринфских колоннах. Это сооружение я назову храмом Любви. Мне стало ясно, что принц де Линь влюбился в меня; это было очень печально для меня, поскольку его общество мне очень нравилось, однако я не позволила, чтобы эта дружба получила дальнейшее развитие.

Мое отношение к нему было замечено, и матушка в письме написала, что, по ее мнению, он не должен столь много времени проводить в Версале, поэтому я сказала ему, чтобы он на какой-то период вернулся в свой полк, а потом приехал сюда обратно. К моему удивлению, меня огорчил его вынужденный отъезд. Однако было ясно, что я должна проявлять осторожность.

Ко мне пришел Мерси и провел со мной строгую беседу. Я завела много новых друзей и постоянно нахожусь в их компании. Ему кажется, что нравственный облик этих людей сомнителен. Поступаю ли я благоразумно?

Я лукаво на него посмотрела, поскольку знала, что у него есть любовница, оперная певица, мадемуазель Розали Левассер; он живет с ней уже много лет, и, хотя эти отношения им и не афишировались, церковью-то они все равно не приветствовались бы! Я не стала упоминать об этом, ограничившись легкомысленным возражением, что каждый должен наслаждаться жизнью, пока он молод.

— Когда я стану старше, я буду серьезнее, и тогда мое легкомыслие пройдет.

Я была удивлена, что старый Кауниц понимает мое положение гораздо лучше, чем мама или брат. Он написал Мерси:

«Мы еще молоды, и я боюсь, что такими же останемся в течение долгого времени».

Это время было трудным и для моего мужа. Королевская осанка, которую он демонстрировал во время коронации, исчезла; он заимел странные манеры. Ему нравилось бороться со слугами. Часто, приходя в его покои, я видела его катающимся на полу. Он всегда брал верх над своими соперниками, потому что был гораздо сильнее их. Это, должно быть, позволяло ему испытать чувство превосходства, в котором он так нуждался.

Людовик представлял собой полную противоположность мне. Не жалуясь на мою расточительность, сам был настолько экономным, что выглядел бедняком; в нем не было никакой хитрости. Иногда он делал зверское выражение лица и направлялся к одному из придворных. Бедняга должен был отступать, пока не оказывался у стенки. Людовику часто нечего было сказать, он громко смеялся и уходил прочь.

Аппетит у него был отменный. Я видела, как за завтраком он съедал цыпленка и четыре котлеты, несколько кусочков ветчины и шесть яиц, запивая все это половиной бутылки шампанского. Он работал в кузнице, которую устроил на верхнем этаже, выделывая железные коробки и ключи. Последние были его страстью. Там у него был рабочий по имени Гаме, который обращался с ним как с собратом по ремеслу и даже отпускал язвительные замечания по поводу его промахов, на что Людовик реагировал доброжелательно, заявляя, что в кузнечном деле Гаме разбирается лучше него.

  83