55 
Но к чему думать о другом Людовике, бывшем супруге, холодном, безобразном женоненавистнике, который после первой радости отцовства приходил в бешенство от непоседливости и раскованности своего наследника. Анна невольно улыбалась при воспоминании о том отвращении, которое испытал маленький принц, впервые увидев отца в ночном колпаке. Ребенок так отчетливо выказал свою неприязнь, что разъяренный король обрушился на жену, обвиняя ее в том, что она настраивает сына против отца, и даже попытался отстранить жену от воспитания ребенка.
Но с этим у него ничего не получилось. Он был стар, бессилен, и дни его, вне всякого сомнения, были сочтены.
Пророческим оказался случай во время крестин двухлетнего Людовика, когда по окончании церемонии отец усадил его на колени и на вопрос: «Как тебя зовут, дитя?» мальчик уверенно ответил: «Людовик Четырнадцатый, отец». Последовала гримаса короля, глазки его сузились, и слабая улыбка пробежала по болезненному лицу. «Пока еще не Людовик XIV, — сказал он. — Людовик XIII еще не умер. А впрочем, ты, вполне возможно, не так уж сильно и поспешил».
Прошло немного времени, и мальчик действительно стал Людовиком XIV, и в руках Анны, ставшей регентшей, оказывается новая власть. Не то чтобы она жаждала изменить свою жизнь, политика вызывала у нее только скуку, и для этой цели у нее был милый Мазарини, взявший на себя те задачи, которые в прежнем царствовании решал Ришелье. Ее же гораздо больше занимала обыденная жизнь со всеми ее банальными проблемами.
— Удалите присутствующих, — сказала она сейчас Генриетте-Марии. — Поговорим по-сестрински.
— Это большая честь и радость для меня, — сказала Генриетта-Мария.
— Ax, — сказала Анна, когда они остались одни. — До чего же хорошо снова оказаться в Париже и знать, что все невзгоды позади.
— А мне не меньшей радостью было вновь увидеть вашего сына, его величество короля, — сказала Генриетта-Мария. — Он стал просто красавцем, хотя еще недавно казалось, что стать более привлекательным невозможно, и тем не менее это так — Людовик сегодняшний еще красивее, чем Людовик вчерашний.
Если и было для Анны что-то более приятное, чем нежиться в постели, или расчесывать волосы, выставляя для всеобщего восхищения свои прекрасные руки, или пробовать деликатесы, специально приготовленные для нее, то это была возможность слушать, как превозносят ее сына.
— Это правда, — сказала она. — Он не перестает удивлять меня своими достоинствами. — И снисходительно добавила:
— Но и твоя маленькая дочь не лишена очарования.
— Моя маленькая Генриетта! Я сделала все, что могла. Это было нелегко. Такие ужасные годы… Я много времени посвятила ее воспитанию. Она умна. Еще она много читает и делает успехи в музыке. Она хорошо поет, играет на клавикордах, а кроме того на гитаре. Король, ее брат, обожает ее и заявлял не раз, что предпочитает ее общество обществу многих других леди, известных своей красотой и умом.
— Он хороший брат для маленькой Генриетты. Бедное дитя! У нее была тяжелая жизнь. Когда я думаю о ее судьбе и сравниваю с судьбой моих детей…
— Фортуна улыбнулась тебе, сестра. А вот некоторым из нас… — Слезы послушно хлынули из глаз Генриетты-Марии.
Анна, не переносившая в своем присутствии переживаний, поспешно сказала:
— Ну, ребенок теперь с родными, и сейчас, когда у нас в стране мир и порядок, при дворе произойдут изменения. Именно об этом я и собиралась поговорить с тобой. Мои сыновья получают огромное удовольствие от праздников, игры в мяч и особенно от балета. Они преуспели в танцах. Почему бы их маленькой кузине не присоединиться к их играм и развлечениям? Мадемуазель… — Безвольный рот Анны на секунду окаменел, — на некоторое время отъезжает в провинцию.
Генриетта-Мария не смогла скрыть своего удовлетворения.
— Она была очень изобретательна по части увеселений, — продолжала Анна, — но поскольку ее не будет здесь, ваша дочь, возможно, могла бы ее заменить.
— Для меня это величайшая радость. Генриетта будет в восторге.
— Она может приехать в Лувр и помочь моим сыновьям в осуществлении планов увеселений, которые они задумали устроить. Не сомневаюсь, она будет им очень полезна.
Генриетта-Мария едва не забыла о благоразумии: ей так хотелось подсесть поближе к королеве-матери Франции, поболтать как мать с матерью о достоинствах и достижениях их отпрысков, помечтать с ней о счастливом браке ее дочери и Людовика. Но на помощь пришло честолюбие, и она взяла себя в руки.
55 
