83 
— Но я люблю Марию, — настойчиво повторил он. — И ни на ком другом не хочу жениться.
— Но, дорогой, я не сомневаюсь, что ты выполнишь свой долг. Немного погодя ты забудешь Марию, и еще так много женщин будут любить тебя! Поверь, мальчик мой, та, которую ты изберешь в жены, не станет препятствием для твоих утех. Дай Франции королевских сыновей, и так много, сколько считаешь нужным. Ты сможешь наслаждаться отцовством, и не будет во всей Франции женщины, которая не станет гордиться рождением сына королевской крови, даже если он окажется незаконнорожденным.
— Но я считаю не правильным такое поведение.
— То, что неприлично для простого человека, прилично для короля. Никогда не забывай, любовь моя, о своем блестящем предназначении. Тебя нельзя осуждать, как обычного человека. О, мой дорогой, не отворачивайся от матери из-за того, что она не может позволить тебе то, что не может позволить! С какой бы радостью я ответила тебе согласием, если бы это было возможно! Мое единственное желание — выполнять все твои желания. Посмотри, как я люблю тебя. Я не могу даже завтракать, так я огорчена за тебя.
Он нагнулся и поцеловал мать в щеку.
— Ты не сердишься на меня, дорогой? — спросила она с беспокойством.
— Разумеется, нет, — ответил Людовик. — Я все понял, но только, мам, не проси меня жениться на Генриетте, я не могу этого сделать.
— Почему ты так настроен против нее?
— Наверное потому, что я жалею ее. Я не люблю жалеть девушек. Я хочу восхищаться ими, а не жалеть. И она слишком много учится. Нет! Кто угодно, но не Генриетта!
— Какая упорная неприязнь по отношению к бедной девочке, Людовик! Откуда такое отрицательное отношение?
Людовик покачал головой. Он сам не понимал своих чувств к кузине. Он защищал ее от унижений и нападок, но был уверен в одном: что никогда не женится на ней.
Опечаленный, он покинул мать и отправился на манеж, где вскоре забыл о всех проблемах, гарцуя верхом на лошади, подхватывая кольца на пику на полном скаку.
Он был дока по этой части, и хотя радостно-одобряющие крики ласкали его уши, в какой-то момент он задумался о том, что скажет Марии, и вновь воспоминание о высокой худой фигуре Генриетты испугало его.
Вскоре после беседы с сыном запаниковавшая Анна пригласила ко двору вдовствующую герцогиню Савойскую, дочь Генриха IV. У вдовы была дочь, принцесса Маргарита, маленькая смуглая девочка, сразу понявшая причину приглашения к французскому двору и поэтому очень нервничающая.
Людовик встретил ее с подобающей учтивостью, на которую был мастер, но не смог скрыть чувства отвращения. Чем больше он смотрел на женщин, тем больше влюблялся в Марию.
— Я не женюсь на кузине Маргарите, — сказал он матери. — Я не могу поддержать такую идею.
— Тебе необходимо хоть немного присмотреться к ней, — сказала Анна. — И вскоре ты привыкнешь.
— Дорогая матушка, женитьба на ней — не моя идея.
— Так ты отвергаешь и Маргариту, и Генриетту?
— И ту, и другую, — сказал он твердо. Кардинал был не прочь женить короля на племяннице, но он же понимал все негативные стороны такого альянса. При таком попрании традиций королевского двора Франции он должен был ожидать, что против него поднимутся не только дворяне, но и простой народ. Они обвинят его в попытке утвердить свою родственницу на престоле, как всегда обвиняли во всех бедах, выпавших Франции. Он хорошо помнил сражения времен Фронды, свою непопулярность в те дни и не мог не понимать, что брак принесет ему больше неприятностей, чем пользы.
— Сир, — сказал он королю, — если вы решитесь на этот шаг вопреки моему совету, мне не останется ничего, кроме как отказаться от своего поста.
Людовик ходил мрачнее тучи; он чувствовал, что ничего не способен сделать в данной ситуации. Из головы не выходила Генриетта: ведь объяви он о намерении взять ее в жены, никаких возражений не последовало бы.
Теперь ему хотелось, чтобы в прошлом он учился более прилежно и стал в результате более образованным. Отменно гарцевать и вольтижировать, превосходить всех остальных в охотничьем искусстве — все это было очень хорошо, но сейчас требовалось другое. Если бы он больше времени посвящал книгам, то сумел бы опровергнуть доводы кардинала, лучше разобрался в своих чувствах; ему стало понятно, что правильно выбранные слова — неотразимое оружие, но он им, увы, не умел пользоваться.
Кузина Маргарита уехала в Савойю, и кардинал решил удалить от двора свою племянницу. Людовик не протестовал; он знал, что шаг этот предпринят в интересах короля Франции, и страдания Людовика-человека здесь ничего не значат.
83 
