21 
– Леди Мэри, чем вы занимались, когда я вошла? – спросила леди Фрэнсис.
Сара продолжала стоять с небрежным видом, держа в руке письмо Анны.
– Я… я позвала мистрис Дженнингс, чтобы она показала мне новый способ запечатывания писем, – сказала я.
Леди Фрэнсис взглянула на письмо в руках Сары и после небольшой паузы заметила:
– Мистрис Дженнингс очень искусна в этом.
После последовавшего за этим неловкого молчания она вышла.
Сара пожала плечами.
– Давайте запечатаем письма, – сказала она, – и я сразу же передам их мистрис Эпсли.
Мне показалось, что после этого леди Фрэнсис стала особенно пристально наблюдать за нами с Анной.
Случилось так, что следующее мое письмо, поскольку ни учителя рисования, ни Сары рядом не оказалось, мне пришлось переслать Фрэнсис с лакеем. Хотя она и просила меня передавать мои послания ей только с доверенными людьми, мое желание поскорее послать ей весточку, пересилило все опасения.
Но, видимо, леди Фрэнсис ни на секунду не выпускала меня из виду, потому что мое письмо сразу попало ей в руки.
Я пришла в ужас, когда она сказала, что хочет поговорить со мной. Как обычно, она была почтительна, но по суровым складкам, появившимся у ее рта, я поняла, что на снисхождение мне рассчитывать не приходится.
– Вы послали это письмо мистрис Эпсли, – сказала она, держа в руках послание, отданное мной лакею.
– Вы прочли его? – выговорила я, задыхаясь от волнения. – Леди Мэри, ваш отец поручил мне вас. Поэтому мой долг знать все, что происходит в этом доме.
Я пыталась вспомнить, что в этом письме. Я была очень возбуждена, когда писала его, слова так и лились из-под моего пера, и, хотя прошло всего полчаса, я уже не помнила большей части того, что в нем содержалось.
Потом я вспомнила, что коснулась там сплетен о герцоге Монмутском и Элинор Нидхэм и упомянула о том, что герцогиня приняла всю эту историю близко к сердцу.
Это было, конечно, нескромно, и я не должна была этого касаться. Я бы и не стала, если бы знала, что письмо прочтет кто-то другой, а не Фрэнсис. Я была очень горда своим красноречием и даже запомнила конец письма: «Я люблю вас любовью, непостижимой для мужчин. Я испытываю к вам более сильное чувство, чем жених может чувствовать к невесте, и люблю вас больше, чем самый преданный муж любит свою жену. Я не могу даже выразить всю любовь к вам вашей покорной служанки, которая желала бы целовать землю под вашими стопами, быть вашей собачкой на поводке, вашей рыбкой в сетях, вашей птичкой в клетке. Ваша смиренная Мэри-Клорина».
Я так гордилась этими словами, когда их писала; теперь я краснела при одном воспоминании о них.
Леди Фрэнсис смотрела на меня очень странно. Я заметила в глазах у нее неуверенность. Я поняла, что она не знала, как ей поступить.
– Его высочество, ваш отец… – начала было она. Потом она покачала головой, и губы у нее шевелились, как будто она говорила сама с собой.
– Эта чрезмерная дружба… – сказала она наконец. – Я думаю, нам лучше не говорить о ней… А леди Анна?..
– Моя сестра пишет мистрис Эпсли, потому что это делаю я.
– Я должна это обдумать, – сказала она как бы про себя.
– Я не понимаю, разве плохо дружить… любить?
– Может быть, будет лучше, если вы не будете встречаться какое-то время.
– Не встречаться?
– И не писать… такие письма.
– Я не понимаю…
– Конечно, не понимаете, – быстро сказала леди Фрэнсис.
– Не видеться с ней… – прошептала я в смущении.
– Вы можете встречаться по воскресеньям. Тогда вы будете в обществе других. И может быть, по праздникам.
Я смотрела на нее в отчаянии. Я привыкла пользоваться каждой возможностью побыть с Фрэнсис Эпсли.
– Леди Фрэнсис, вы вернете мне мое письмо? – спросила я.
Она взглянула на меня настороженно. Я знала, что она боялась вызвать мое неудовольствие. Правда, мачеха была беременна, но кто мог предвидеть, каков будет результат? И если ситуация не изменится, леди Фрэнсис в данный момент навлекала на себя неудовольствие будущей королевы Англии.
– Забудем об этом, – сказала она медленно и протянула мне мое послание. – Я думаю, леди Мэри, нам неплохо было бы быть немного осторожнее.
Она улыбнулась мне. Я с серьезным видом взяла у нее письмо, и она вышла.
* * *
Стоял сумрачный январский день 1675 года. Скоро мне должно было исполниться тринадцать лет. Отец был очень разочарован тем, что вместо ожидаемого мальчика Мария-Беатриса родила девочку. Он старался не показывать своего разочарования и заявлял, что очень счастлив появлением на свет нашей маленькой сестры.
21 
