Однако произошел один неприятный инцидент.
Как я слышала, это было время карнавала. Я не знала, что в Голландии бывают такие празднества. Я бы так и не узнала об этом, если бы не Джемми.
На каждом пруду и озере в Голландии люди в маскарадных костюмах и в масках выехали на лед на своих санях.
Уильям сказал, что мы должны прокатиться вместе. Джемми тоже был с нами.
Было странно предположить, что Уильям когда-либо мог так легкомысленно проводить время, но, судя по тому, как он управлял санями, можно было с уверенностью предположить, что дело это для него не в новинку.
Народу было много, и нам навстречу выехали еще одни сани. Там был в маске, но вполне узнаваемый, посол Чадли. Он не мог не узнать и нас. Мы ожидали, что он свернет в сторону, но он и не подумал этого сделать, так что нам пришлось свернуть, чтобы дать ему проехать.
Уильям поджал губы и прошептал:
– Я больше не потерплю такой дерзости. Я устрою так, чтобы его отозвали.
Когда мы вернулись, гнев его не остыл, и он тут же написал письмо в Англию, настаивая на отставке Чадли.
Но и Чадли был не из тех, кто легко сдается. Он тоже написал в Англию. Впоследствии я узнала, что он объяснил, что поступил так, как воспитанный человек должен поступать в подобном случае. Он не обязан был уступать кому-либо дорогу, а, полагая, что принц и принцесса Оранская не желают быть узнанными под масками, он и сделал вид, что не узнал их.
Но, несмотря на его оправдание, Чадли отозвали, и вскоре его место занял Бевил Скелтон. Впрочем, я думаю, в свое время Уильям еще пожалел об этой замене.
* * *
Я никогда не забуду тот февральский день, когда в Гаагу пришло это известие. Джемми и я веселились, даже не догадываясь, как скоро кончится все наше веселье и чем оно кончится.
Я так радовалась жизни, что не хотела и думать о том, что такая радость не может длиться вечно; во всяком случае, я не ожидала что конец ей положит такое событие.
Мне пришло послание от Уильяма. В нем мне предписывалось немедленно явиться к нему, так как у него были для меня важные новости. По своему обычаю я тут же повиновалась, и, как только я предстала перед ним, я поняла по его возбуждению, что случилось нечто действительно серьезное.
– Король Карл умер, – без всякой подготовки сказал он. – Он умер несколько дней назад. Известие не сразу дошло до нас. Первого числа этого месяца с ним сделался удар, и еще думали, что он может поправиться, но это был уже конец.
Я была ошеломлена. Мы этого ожидали, но я испытала сильное потрясение. Никогда мне уже больше не увидеть моего доброго дядю, всегда улыбавшегося мне. Скорбь поразила меня, потому что вместе с горем пришло и сознание, что теперь начнутся серьезные осложнения. Мой отец, Уильям, Джемми; для всех для них это так много значило, все они добивались одной цели.
Мне хотелось только одного – уединения.
Уильям продолжал:
– Теперь в Англии новый король. Яков II, ваш отец.
Губы у него подергивались. Он никогда не думал, что так случится. Несмотря на то, что мой отец был католиком, народ признал его королем. Но я не могла тогда порадоваться за отца, я думала только о милом добром дяде, покинувшем нас навсегда.
* * *
Я сидела одна у себя в спальне. Я не ложилась, так как знала, что мне не уснуть. Мысленно я была в Уайтхолле.
Что будет дальше, спрашивала я себя. Мой отец – король. Я чувствовала, что мы на пороге больших испытаний, и мне было страшно.
В дверь тихонько постучали, и вошла Анна Трелони.
– Здесь герцог Монмутский, – сказала она. – Он сказал, что должен поговорить с вами.
– Так поздно… – отозвалась я в испуге.
– Он сказал, что дело не терпит отлагательств.
Я вышла в приемную и застала там Джемми. Он был в походной одежде и выглядел растерянным и очень печальным.
Он взял меня за руки и, притянув к себе, поцеловал.
– Мэри, милая Мэри, я уезжаю.
– Неужели сегодня ночью?
Он кивнул.
– Я был у Уильяма. Он говорит, что я должен ехать. Я не могу оставаться здесь. Пока был жив мой отец, все было по-другому. Он любил меня, Мэри, и я даже не могу вам сказать, как я любил его. А теперь его нет… и нет никого…
– Что вы намерены делать, Джемми? Куда вы направляетесь?
– Прочь отсюда. Уильям дал мне денег. Он сказал, что не может оскорбить нового короля, предоставляя мне убежище.
– Как это все печально, – сказала я.
– Ваш отец теперь король, Мэри. Я знаю, он вас любит. Если бы вы попросили его позволить мне вернуться… написали ему… убедили бы его в моей невиновности…