Мой отец был хороший, честный человек; как могла я осуждать его? Я горячо любила его, но не могла не сожалеть о его поступках. И тогда я представляла голову Джемми… эту прекрасную любимую голову – окровавленной на плахе; я представляла себе, как он просил отца сжалиться над ним и как тот отвернулся от мольбы несчастного юноши.
Я была в смятении.
Этого могло бы не быть, повторяла я себе. Что такое принцип по сравнению с человеческой жизнью? Я читала об испанской инквизиции, о пытках и жестокости, и все это во имя религии. Должны ли мы вернуться к этому в Англии? Нет, никогда!
Гилберт проповедовал терпимость. Он был прав.
Тем временем отец строил планы моего развода с Уильямом, с тем чтобы я могла выйти за католика. А потом я должна была вернуться в Англию с мужем-католиком, чтобы царствовать в созданной им католической стране. Это никогда не должно случиться.
Однажды Гилберт пришел ко мне встревоженный.
– Существует заговор похитить принца и вывезти его во Францию, – сказал он. – Пригласите его к себе немедленно. Я не хочу, чтобы кто-нибудь слышал наш разговор.
Уильям явился. В его приветствии чувствовалось расположение, которое он стал проявлять ко мне со времени приезда Гилберта. Бернета же он приветствовал дружески.
– Гилберт принес нам тревожные известия, – сказала я ему.
Уильям приподнял брови и повернулся к Гилберту.
– Ваше высочество имеет привычку ездить верхом по вечерам в песках Шевелинга.
– Да, – согласился Уильям.
– Вы не должны ехать завтра.
– Я обязательно поеду. Это моя любимая прогулка.
– Ваши враги намерены окружить вас завтра. У них будет наготове корабль, чтобы переправить вас во Францию.
Уильям пожал плечами:
– Я этого не допущу.
– У вас недостаточная охрана, а их будет много. Похитив вас из Голландии, они не дадут вам вернуться.
– Это смешно, – сказал Уильям. – Разумеется, я не позволю им схватить меня. Меня ждут дела.
– И ваше высочество должны быть на месте, чтобы заняться ими.
Я коснулась его руки:
– Я хочу, чтобы вы завтра взяли с собой охрану.
Он взглянул на меня искоса. Он увидел на моем лице выражение подлинной озабоченности, и мне кажется, он был тронут, хотя и не показал этого. Не удивило ли его мое беспокойство после того, как он обходился со мной? Многие нашли бы это странным. Уголки его губ слегка приподнялись.
– В этом нет необходимости, – сказал он.
– Вы должны взять охрану, – взмолилась я. – Пожалуйста.
Выражение лица его не изменилось. Повернувшись к Гилберту, он сказал:
– Раз моя жена этого желает…
Гилберт Бернет улыбнулся: и все кончилось тем, что, выехав на прогулку, Уильям взял с собой телохранителей. И правильно сделал, потому что его ждала засада, но заговорщики тут же скрылись, как только поняли, что их план раскрыт.
Предупреждение Бернета было своевременным, как и моя просьба.
В этом случае проявилось мое изменившееся отношение к мужу. Но этот случай показал также, что мой отец готов на все, чтобы избавиться от Уильяма и найти мне мужа по своему вкусу.
Сам по себе этот замысел вызвал у меня гнев. Я не желала, чтобы меня перебрасывали из одного супружества в другое во исполнение навязчивых идей моего отца. Я все больше расходилась с отцом, хотя и не могла полностью дать себе отчет в своих чувствах к Уильяму.
* * *
Я все больше узнавала о происходившем в Англии и видела, как день ото дня мой отец приближается к катастрофе. Он был твердо намерен сделать Англию католической страной, а народ равным образом решил, что этому не бывать. Почему отец не понимал, что происходит? Похоже было на то, что он усвоил веру своего отца, Карла I, в божественное право королей. Неужели он забыл, что это привело его отца к гибели?
Сэр Джонатан Трелони, родственник Анны, вступил с ним в конфликт из-за декларации об индульгенциях, и его посадили в Тауэр. Семь епископов предстали перед судом за подстрекательство к мятежу. Все это свидетельствовало о грядущих событиях. Как мой отец не видел этого? Я думаю, он видел все, но стоял на своем. Он считал себя обреченным на мученичество.
Я узнавала его на расстоянии лучше, чем могла сделать это, находясь с ним рядом. Это все равно что смотреть на картину. Нужно отойти подальше, чтобы яснее увидеть детали. Теперь вместо божества передо мной был слабый человек, обреченный на неудачу и увлекавший за собой других, и все потому, что он никак не хотел учитывать реальность.