Последние отзывы

  80  

Я была полна тревожных мыслей об отце, хотя и понимала, что это он сам навлек на себя все нынешние несчастья.

Если бы дядя Карл мог видеть происходящее, он бы улыбнулся своей сардонической улыбкой и сказал: «Я был прав. Все случилось так, как я и говорил. Бедный, глупый, сентиментальный Яков. Так страной не управляют, братец».

Все это было прискорбно. Иногда мне казалось, что я не могу более выносить всего этого.

Еще до конца года я узнала, что отец во Франции. Другого выбора у него не было: друзья покинули его, армия растаяла. Одно только радовало меня – было очень мало жертв и почти никакого кровопролития.

А затем… Уильям оказался в Сент-Джеймском дворце. Предприятие, хотя и тщательно продуманное, но такое рискованное, удалось, и даже более успешно, чем мы могли мечтать.

От Уильяма пришли письма. Они были адресованы не мне, и я была очень обижена. Лично для меня у него не нашлось ни одного слова. А ведь после нашей последней встречи, мне казалось, наши отношения изменились.

Позже я поняла, что он не мог до конца преодолеть недоверия ко мне. Когда Гилберт Бернет сказал ему, что я не помешаю ему стать королем, он на время успокоился. Но в Англии он услышал от некоторых министров мнение прямо противоположное. Я была наследницей престола, говорили они, и поскольку он был всего лишь мой муж, он не мог назваться королем. Подобные речи не могли не повлиять на его отношение ко мне. Он не мог допустить, чтобы женщина занимала первое место. А ему говорили, что то, чего он жаждал превыше всего, принадлежит его жене и его власть зависит от ее воли.

Говорят, что все понять, значит, все простить. Если испытываешь к кому-либо нежные чувства, то находишь для него оправдания. Как жаль, что я тогда этого не понимала. Я решила, что нежность Уильяма ко мне была мимолетной. Она была вызвана остротой момента и сознанием, что наша встреча могла стать последней. И это глубоко огорчило меня.

Я узнала о въезде Уильяма в Лондон, где его встретили толпы народа. Я могла представить себе их разочарование. Я вспомнила его предыдущий приезд в Лондон и как угрюмо он выглядел по сравнению с королем и его свитой. Уильям был неулыбчив. Он не походил на короля. Народ молчал. Никто не приветствовал мрачного голландца. Чем он вообще замечателен, кроме того, что он протестант и муж их новой королевы Марии? Где сама королева Мария? Это она должна была бы ехать по городским улицам, а не он.

Бентинк, в трауре по жене, но, как всегда, покорный раб Уильяма, пытался, как я слышала, уговорить Уильяма, чтобы тот был полюбезнее, на что принц ответил, что ему дали понять, что он всего лишь супруг королевы Марии и что он не намерен играть роль церемониймейстера при своей жене.

Эта скудная информация доходила до меня постепенно, и так же постепенно я начинала понимать, как влияли все эти события на отношение Уильяма ко мне. Уильям Герберт, герцог Повис, собрал министров на совещание у себя в спальне, будучи прикован к постели подагрой. Бентинк был приглашен представлять там своего господина и доложил впоследствии, о чем шла речь.

Бентинк высказал мнение, которое ему было поручено сообщить: наилучший выход заключался в том, чтобы принц стал королем, а я бы приняла титул не царствующей королевы, но супруги короля.

Герберта настолько разъярило это предложение, что, забыв о своей подагре, он вскочил с постели, схватил лежавшую поблизости шпагу и, размахивая ею, закричал, что, если принц Оранский так обходится со своей женой, он никогда более не обнажит шпагу в его защиту. После этой выходки он упал на постель в приступе острой боли.

Бентинк рассказывал, что, когда принц услышал об этом, он погрузился в глубокую печаль. Повернувшись к Бентинку, он сказал:

– Ты слышишь мнение народа? Мне надоели эти англичане. Я возвращаюсь в Голландию и оставляю корону тому, кому она достанется.

После этого Уильям не покидал Сент-Джеймского дворца. Министры посещали его непрерывно. Он выслушивал их, но редко говорил что-либо сам.

Неудивительно, что они недоумевали: что это за человек, которого они призвали в Англию?

Когда он решил, что время подошло и общее беспокойство достигло наивысшей точки, он пригласил к себе маркиза Галифакса и графов Шрусбери и Дэнби, которых он считал своими друзьями, и объяснил им причины своих сомнений:

– Англичане хотят возвести на престол королеву Марию и хотят, чтобы я правил с ее соизволения. Я хочу, чтобы вы поняли, что ни один муж не уважает свою жену так, как я, но я не таков, чтобы быть у нее под каблуком.

  80