54 
Мамаша жива, здорова, и по-прежнему из ее комнаты слышится ропот. Но даже и она, вечно ропщущая, стала сознаваться, что в Таганроге мы не жили так, как теперь живем в Москве. Расходами ее никто не попрекает, болезней в доме нет… Если нет роскоши, то нет и недостатков.
Иван * сейчас в театре. Служит он в Москве * и доволен. Это один из приличнейших и солиднейших членов нашей семьи. Он стал уже на свои ноги окончательно, и за будущее его можно ручаться. Трудолюбив и честен. Николай собирается жениться, Миша * в этом году оканчивает курс * …и т. д., и т. д. Вот Вам и письмо. Газету Вы будете получать * , и удивляюсь, что Вы до сих пор еще не получаете ее. Прилагаемую карточку пошлите по адресу: «Москва, ред<акция> „Новостей дня“, Страстной бульвар». В редакции я не буду скоро. Карточка придет туда ранее меня. Если же и буду в редакции ранее, то заболтаюсь и забуду про газету.
Тете целую руку, братьям шлю привет. Поклон знакомым. Извиняйте и не забывайте Вашего покорнейшего и вечно признательного
А. Чехова.
Мой адрес: Сретенка, Головин пер. Доктору А. П. Чехову.
Розанову П. Г., 13 февраля 1885 *
101. П. Г. РОЗАНОВУ
13 февраля 1885 г. Москва.
85, II, 13.
Collega major et amicissime[40] Павел Григорьевич!
Прерываю ход Ваших шипучих мыслей * молитвословием, обращенным по Вашему адресу. Молитва моя к Вам состоит в следующем. Будьте милы, наденьте шубу и шапку и сходите в магазин «Чаю и сахару» купца Стариченко. Поздоровавшись с ним, начинайте беседу приблизительно в такой форме:
Вы: Не отдадите ли Вы, сеньор, внаймы дачу, находящуюся между Звенигородом и Саввой?
Он: Кому?
Вы: Известному московскому доктору и не менее известному литератору А. П. Чехову со чады.
Он: (побледнев). Но… ветхая хижина моя недостойна вмещать в себе невместимого!
Объяснив ему, что я человек непритязательный и в желаниях скромный, Вы, в случае его согласия отдать мне свою дачу, потупляете взор и скромно справляетесь о цене и т. д.
Дело в том, что семье моей летом придется жить на даче. Воскресенск надоел, а в Звенигороде еще не жили и есть охота его попробовать. Нанять дачу в самом городе я не хочу в силу кое-каких гигиено-экономо-политических соображений. За городом же есть одна только дача, принадлежащая вашему коммерсанту Стариченко * , имеющему дочь-невесту с большим приданым. Дочери его и приданого мне не нужно, но дачу его я взял бы охотно, если, конечно, в ней можно жить, т. е., если не протекают потолки, целы окна, есть погреб и проч. Дача эта, если помните, находится на берегу Москвы, по дороге от Звенигорода к Савве, направо.
Сам я едва ли буду жить на даче, семье же обязан приготовить летнее жилище… Беда быть семейным! Еще и зима не прошла, как приходится уже помышлять о лете.
Этим летом мадам Гамбурчиха * не будет жить в Звенигороде. Но природа не терпит пустоты и взамен ее посылает Вам целое полчище дачников в образе художников, поэтов (Пальмин) и проч. Компания соберется большая, беспокойная.
О результатах переговоров с Ст<аричен>ко сообщите. Простите, голубчик, что надоедаю Вам такими пустяками. Но когда, бог даст, у Вас будет большое семейство, я найду Вам прекрасную дачу — любезность за любезность.
Дачу наймем с 15-го или 1-го мая.
Вчера я был у одной больной и обозревал ее рецепты, нашел рецепт Вашего Икавица.
У моего Коробова сыпной тиф.
Еще раз простите, что надоедаю Вам и прерываю своей болтовней Ваши хорошие мысли. Будьте здравы и не забывайте, что у Вас есть
преданный приятель А. Чехов.
Представьте! Я должен Вам 90 коп.! Приезжайте получить. Это сдача, полученная с десятирублевки, наделавшей мне немало курьезных хлопот. Кланяйтесь Сергею Павловичу и… дачный вопрос держите пока в секрете.
А. Ч.
Как живет Марья Морицовна?
Лейкину Н. А., 22 марта 1885 *
102. Н. А. ЛЕЙКИНУ
22 марта 1885 г. Москва.
85, III, 22.
Уважаемый Николай Александрович!
Поздравляю Вас с Пасхой и желаю всех благ и успехов. Чтобы не вливать лишней горечи в Ваше праздничное настроение, шлю свой транспорт задолго до срока. Фельетона пока нет, потому что материала буквально — нуль. Кроме самоубийств, плохих мостовых и манежных гуляний, Москва не дает ничего. Схожу сегодня к московскому оберзнайке Гиляровскому, сделавшемуся в последнее время царьком московских репортеров, и попрошу у него сырого материала. Если у него есть что-нибудь, то он даст, и я пришлю Вам обозрение, по обычаю, к вечеру вторника. Если же у него ничего нет и если чтение завтрашних газет пройдет так же бесплодно, как и чтение вчерашних, то придется на сей раз обойтись без обозрения. Я, пожалуй, могу написать про думу, мостовые, про трактир Егорова… да что тут осколочного и интересного? Думаю, что сотрудники понаслали Вам к празднику много всякой святочной всячины и отсутствие обозрения не заставит Вас работать в праздник над лишним рассказом. Да и я шлю три штучки * …Из них только одна может оказаться негодной, две же другие, кажется, годны. Шлю * при сем и подписи для рисунков * . Рад служить во все лопатки, но ничего с своей толкастикой не поделаю: начнешь выдумывать подпись, а выходит рассказ, или ничего не выходит… Будь я жителем Петербурга и участвуй в Ваших с Билибиным измышлениях, я принес бы пользу, ибо сообща думается легче… Но увы! Питерцем быть мне не придется… Я так уж засел в московские болота, что меня не вытянете никакими пряниками… Семья и привычка… Не будь того и другого, я не дал бы Вам покоя и заел бы Вас своими просьбами о месте…
54 
